Игорь Смирнов - Роман тайн «Доктор Живаго»

Что Смердяков ассоциировался Достоевским с начальной русской историей, достаточно очевидно. Григорий упрекает Смердякова в том, что он «из банной мокроты завелся» (14, 114). Говоря так, Григорий цитирует летопись Нестора, где рассказывается о том, как Ян Вышатич поощрил убийство двух волхвов, веровавших в то, что Бог создал человека из банного полотенца: «Богь мывъся в мовници и вспотивъся, отерся въхтемъ, и верже с небесе на землю И распрѣся сотона с богомь, кому в немь створити человѣка. И створи дьяволъ человѣка, а богь душю во нь вложи» ( Памятники литературы древней Руси. XI — начало XII века, 190). Мотив происхождения человека из пота взят из нордической мифологии.

Рецепция нигилизма отразилась у Достоевского, таким образом, не только при изображении Ракитина, как часто считается.

И. А. Кущевский, Николай Негорев (1871), Москва, 1984, 269.

Nicolai Karlowitsch, Die Entwickelung des Nihilismus. Dritte stark vermehrte Auflage, Berlin, 1880, 44.

He красота спасает мир в «Братьях Карамазовых», но власть церкви Разительное несовпадение «Идиота» и «Братьев Карамазовых» не позволяет нам принять известный тезис, выдвинутый П. М. Бицилли: «Все написанное Достоевским может изучаться не „диахронично“, а „синхронично“ В каждой его вещи потенциально заложены все остальные» (Р. М. Bitsilli. К вопросу о внутренней форме романа Достоевского — В: O Dosioevskom. Stat'i, Introduction by D. Fanger, Brown University Press, Providence, 1966, 22).

Ср. особенно: S. Freud, Dostoewski und die Vatertötung (1927–1928). — S. F., Studienausgabe, Bd. X, Frankfurt am Main, 1983, 271 ff.

С. Г. Вилинский, Житие св. Василия Нового в русской литературе, ч. II. Тексты жития, Одесса, 1911, 418 и след.

П. Я. Чаадаев, Полн. собр. соч. и избранные письма, т. 1, Москва, 1991, 329. Ср. о Чаадаеве и Иване: Ellis Sandoz, op. cit., 56.

Об Иване-авторе ср.: F. F. Seeley, Ivan Karamazov. — In: New Essays on Dostoevsky, ed. by М. V. Jones and G. M. Terry, Cambridge e. a., 1983, 115–136.

Alfred Rammelmeyer, Zwei neutestamentliche Hauptmotive der «Legende vom Großinquisitor» von F. M. Dostoevskij. — In: Dostoevskij und die Literatur Vorträge zum 100. Todesjahr des Dichters auf der 3. Intemationalen Tagung des «Slavenkomitees» in München 12.-14. Oktober 1981, hrsg. von H. Rothe, Wien, 1983,4 ff. О других источниках «Легенды», отчасти очень спорных, см. Комментарий к «Братьям Карамазовым»: 15, 462–465.

Иные мнения о несходстве между собой трех братьев см.: S. I. Gessen, Tragedija dobra v Brati'akh Karamazovykh Dostoevskogo (1928). — In: О Dostoevskom. Stat'i, 221; W. J. Leatherbarrow, Fyodor Dostoevsky: The Brothers Karamazov, Cambridge University Press, 1992, 46.

Jan M. Meijer, The Author of Brat'ja Karamazovy. — In: The Brothers Karamazov by F. M. Dostoevskij. Essays by J. van der Eng, J. M. Meijer, The Hague, Paris, 1971, 40.

В том, что Достоевский читал Бонавентуру, нас полностью убеждает «Бобок» (но русского перевода «Ночных дозоров» при жизни автора «Бобка» не было). Способность рассказчика в этой новелле Достоевского слышать голоса еще не совсем разложившихся покойников, ведущих эротические разговоры, стоит в прямой интертекстуальной зависимости от дара, которым обладает некий «Geisterseher» в «Ночных дозорах», блуждающий по кладбищу. Этот персонаж так говорит о себе: «Ihr haltet mich wohl gar für toll [за сумасшедшего держат окружающие и рассказчика в „Бобке“. — И. С. ]; aber darin irrt Ihr! Ich betrete diese Orte nicht gern, denn ich habe einen wunderbaren Sinn mit auf die Welt gebracht, und erblicke wider meinen Willen auf Gräbern die darunterliegenden Toten mehr oder weniger deutlich, nach den Graden ihrer Verwesung [любопытно, что повествователь у Достоевского, услышавший покойников, признается перед этим событием: „Я начинаю видеть и слышать какие-то странные вещи“ (21, 43). — И. С. ]. Solange der Verstorbene unten noch unversehrt ist, so lange steht für mich seine Gestalt deutlich über der Gruft, und nur wenn der Körper sich mehr und mehr auflöst, verliert sich auch das Bild in Schatten und Nebel [ср. в посттексте: „…продолжается жизнь как бы по инерции […] еще месяца два или три […] Есть здесь, например, один такой, который почти совсем разложился, но раз недель в шесть он все еще вдруг пробормочет одно словцо…“ (21,51). — И. С. ] […] Dort unten ruhtsie — sie starb in der Blüte, und ich kann nur hier nach ihrem Brautbette wandeln. Sie lächelt mir schon aus der Feme entgegen» [Достоевский превращает эротическую связь между живым духовидцем и мертвой в обсценную болтовню самих трупов— И. С. ] (Bonaventura (E. A. F. Klingemann), Nachtwachen (1804–1805), Stuttgart, 1990, 138).

Ср. некоторые из работ на эту тему: Р. Плетнев, Сердцем мудрые (О «старцах» у Достоевского). — О Достоевском, II. Сборник статей под ред. A. Л. Бема…, 73–92; Sven Linnér, op. cit., passim; Nina M. Perlina, Quotation as an Element of the Poetics of The Brothers Karamazov. Thesis, Brown University, 1977, 143–144; Sergei Hackel, The religious Dimension: Vision or Evasion? Zosima's Discourse in The Brothers Karamazov. — In.: New Essays…, 139–168; Kristin Eikeland, Ethopoiia in the Life of Zosima — Scando-Slavica, 1994, T. 40, 15–22.

В файле — полужирный. — прим. верст.

Johann Gottlieb Fichte, Die Bestimmung des Menschen, Stuttgart, 1981/1993, 17–18.

Ibid., 180.

Ibid., 121.

Ср.: David K. Prestel, Father Zosima's Teachings and the Eastern Orthodox Hesichast Tradition. — In: IX. Internationales Dostoevskij Symposium. 30. Juli — 6. August 1995. Kartause Gaming. Resumées — Abstracts, 75–76.

Г. М. Прохоров, Послания Нила Сорского — Груды Отдела древнерусской литературы (Вопросы истории русской средневековой литературы. Памяти В. П. Адриановой-Перетц), т. XXIX, Ленинград, 1974, 140.

Памятники литературы древней Руси. Конец XV — первая половина XVI века, Москва 1984, 346.

О рецепции этой главы в XX в., обусловленной лекциями А. Кожева, см. содержательную статью: Михаил Ямпольский, В склепе Антигоны (Несколько интерпретаций «Антигоны» Софокла). — Новое литературное обозрение, 1995, № 13, 33 и след.

Д. И. Чижевский, перечисляя данные о знакомстве Достоевского с философией Гегеля, в то же время сомневался в том, что она оставила след в его текстах: Dmitrij Tschizewskij, Hegel bei den Slaven (1934). Zweite, verbesserte Auflage, Darmstadt, 1961, 349–350. Интертекстуальный анализ показывает, однако, что Достоевского нельзя читать вне философского контекста, с которым он был прекрасно знаком, даже если у нас и нет прямых свидетельств о том, как и когда он обрел сведения о «Теодицее» и других привлеченных нами для сопоставления философских сочинениях.

Здесь мы близки к тому, что В. Шмид в уже цитированной статье говорит о смыслообразовании в «Братьях Карамазовых».

Но и в немецком допустима пейоративная игра со словом «Geist» — ее предпринял Штирнер, низведший «духовность» до «призрачности»: «…die Welt des Geistes […] ist der Himmel» → «Das Himmelreich, das Reich der Geister […] hat in der spekulativen Philosophie seine rechte Ordnung gefunden» (Max Stirner, op. cit., 67, 75). Ориентировался ли Достоевский, придумывая фамилию «Смердяков», на каламбур Штирнера?

Georg Wilhelm Friedrich Hegel, Phänomenologie des Geistes (1807), Frankfurt am Main, 1973, 512.

В файле — курсив. — прим. верст.