Ксения Нестерова - Где найдешь, где потеряешь.

— Ты в Москву надолго? — поинтересовалась тетя Маша, раскрасневшаяся после выпитого вина.

— Навсегда, — нарочито легко произнесла Анфиса. — Я за ключами к тебе заехала.

— Почему? — Тетя Маша насторожилась.

— Мы разошлись с Андреем.

— Та-ак, — протянула тетушка, разведя свои худенькие руки. Тетя Маша была очень интересной и стройной женщиной в молодости, не утеряла она своего изящества и постарев. Ее телу незнакома была полнота.

— Бывает, — пожала плечами Анфиса.

— А все почему? Потому, что в церкви не венчаны, — сделала свое заключение тетушка. — Сейчас вон вся молодежь венчается. А вы в загс, и все. А без церкви какой это брак? Без церкви брак как бы и незаконный получается.

— Нам дали месяц на раздумье, — уточнила Анфиса, положив в рот кусочек карбоната со свежим огурчиком. Обожала такое сочетание, и чтобы ни кусочка хлеба. Она жевала, наслаждаясь вкусом, а выпитое по случаю встречи вино начинало кружить ей голову.

— Так вы еще не развелись! — обрадованно воскликнула тетя Маша. — Вот и хорошо. Сходишь со мной в церковь к батюшке нашему. Он подскажет, что и как. Андрея вызовешь. Обвенчаетесь. И всё у вас будет славненько...

— Нет, тетя Маша, — Анфиса отрицательно покачала головой. — Я уже все решила, так что лучше мне в квартирке обустроиться да работу себе подыскать.

— В квартире? — Тетушка замолчала и отвела от племянницы глаза.

— А что с квартирой? — насторожилась Анфиса.

— Да ничего, — пожала она плечами. — Ты деньги высылала, я за нее платила, Только ты у меня лучше поживи.

— Сдала?—догадалась Анфиса.

— Ну, сдала... Знаю, знаю, что ты не велела. Да люди больно хорошие. И деньги, подумала, для тебя будут не лишние. Чего ей пустой-то стоять?

Действительно, деньги не бывают лишними. Пока же еще финансовый вопрос Анфису нисколько не волновал. Она вспомнила о довольно внушительной сумме в долларах, лежащей на дне ее сумочки. Спасибо муженьку. Жест джентльмена.

— Вот, — опустив деньги в ее сумочку, сказал Андрей, когда наконец проникся сообщением о ее отъезде. — Не хватит, вышлю деревянными.

С Андреем она привыкла денег не считать. Он называл себя «начинающим бизнесменом», Его работа не ограничивалась только стенами офиса. Контейнеры, вагоны, машины, растаможка, нал-безнал, черная касса — телефонные разговоры о них Анфиса слышала каждый вечер и возненавидела эти слова. Андрей по телефону все время кого-то елейно уговаривал, на кого-то обрушивал молнии своего недовольства, кричал, кидал телефонную трубку. У него был свой бизнес, и в него он ее не пускал. Ей была уготована роль жены. А значит, и роль прислуги. Уборка, глажка, стирка, магазины, кухня и бесконечные «где? где?..»: «Где моя рубашка?.. Где мой галстук? Принеси, убери, подай...» И еще жена обязана в понимании Андрея быть вечерней дорогой игрушкой — это когда он вывозил ее на какие-либо приемы, фуршеты, встречи. Тогда Анфиса делала макияж, укладывала волосы, надевала вечернее платье, а Андрей доставал из сейфа специально купленные для таких случаев украшения. Свои ежедневные, не столь дорогие бриллиантики она сбрасывала в вазочку. Колье, перстни, серьги, браслет переливались в свете люстры дорогими бриллиантами и изумрудами. Изумруды очень подходили к карим глазам и каштановым волосам Анфисы. И Андрей всегда очень гордился этой покупкой. Драгоценности он покупал, когда дела у него шли хорошо и обламывались большие деньги. Он вывозил жену в люди, где она должна была с мало ей знакомыми людьми раскланиваться, улыбаться и создавать благоприятное мнение о своем муже.

Знакомые девчонки так завидовали ей, когда она выходила: за него замуж. Еще бы — двадцать пять лет, возраст старой девы. А тут такая партия. Шикарная четырехкомнатная квартира в Ленинграде, иномарка, деньги... Да и сам он недурен собой. Вот только не знали они, что любви как таковой между ними не было.

Андрею тогда исполнилось двадцать восемь. «Уже пора», — любил повторять он, имея в виду предстоящий брак, ну а ей было уже «ой как пора», и это их объединяло...

Тетя Маша посмотрела на Анфису, чье лицо на миг опечалилось от нахлынувших воспоминаний, понимающе вздохнула и вдруг засуетилась:

— Про Маруську-то я забыла.

Хлопнула входная дверь, тетушка исчезла за ней.

Что за Маруська — Анфиса не знала. И знать сейчас не хотела. Голова гудела от выпитого. Она посмотрела на почти допитую ими бутылку вина. Да,

хорошо посидели, «Вот и обмыли заявленьице»,-подумала она.

Тетя Маша появилась через несколько минут возмущенная. И потянулась за веником и совком.

— Что случилось? — лениво спросила Анфиса.

— Вот старая стерва, опять соли насыпала.

— A-а, —Анфиса зевнула. Ей было лень сейчас расспрашивать тетушку о «старой стерве» и «соли».

Тетя Маша вновь исчезла за дверью.

И только уже ложась спать, Анфиса поинтересовалась:

— Тетя Маша, кто «стерва» и что за «соль»?

— Да тут у нас в соседнем подъезде старичок освободился...

— Это как? — удивленно перебила Анфиса тетушку.

— Ну, вдовцом стал, — уточнила та. — Вот Галька с Клавкой его и не поделили. А Галька баба злобная, сыплет Клавдии под дверь то крупу, то соль. Ну, вроде как порчу ей делает. Та расстраивается, а сердечко у нее больное. Я и побежала поскорее убрать, чтоб она утром не увидела.

— Не поделили бабки деда, — засмеялась Анфиса. Да, с тетей Машей не соскучишься. Когда общалась с ней, погружалась в какой-то другой мир — мир пожилых людей с их заботами, страхами, суевериями... Анфисе он казался забавным и слегка нелепым. Но больше всего Анфису притягивали влюбленные пожилые пары. Ей казалось, что любовь в этом возрасте самое чистое, умудрённое жизненным опытом чувство. И ей очень хотелось самой испытать его, если доживет до седин.

— Смейся, смейся, заворчала тетя Маша,

Вот когда тебе стукнет под семьдесят, дети взрослые, внуки уже выросли, так и подумаешь: а вдруг до девяноста дотянешь, так что ж двадцать лет одной куковать? А старички сейчас—дефицит. На вдовцов у нас в очередь записываются, — она засмеялась.

— А что ж ты?

— А я принца... Ой, нет, теперь уж короля какого-нибудь завалящего подожду...

Глава 3

СТОЛИЧНЫЕ ШТУЧКИ

— Дармоедка, — зло сказала мать. — Жрать в два горла. А работать когда будешь?

— Я работаю, — вызывающе кинула Катька.

— Работаю, — передразнила ее мать. — Непутевая.

— Ты — путевая! — воскликнула Катька.

— А ты не груби.

— Да ладно вам, — сказал сожитель матери, всегда спокойный, улыбающийся и пьяный.

— Сами жрите, бля! — воскликнула Катька, поднимаясь из-за стола.

Кухня была хрущевских времен, тесная, не повернешься. Едва влезли стол и холодильник.

— Нет, ты посмотри на нее. Ты послушай, как ругается.