Генрих Цывинский - Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

Gabiers, увлеченные нашим парусным спортом, вскоре приняли в нем участие. Между нашими мичманами и французскими завязались знакомства, а спустя несколько дней я поехал на фрегат познакомиться с командиром. Это был черный, как цыган, типичный крепкосколоченный провансалец, с красным загорелым лицом; всей своей фигурой и манерой держаться он походил скорее на шкипера парусного барка. Набираемые из Бретани и с берегов Бискайского моря юнги французского флота уходили на учебном фрегате в парусное крейсерство по Атлантическому океану с заходом на острова, в Бразилию и в свои колонии Гвиана, Мартиник. Через 2 года после экзамена получали звание матроса. А по окончании школы производились в строевые унтер-офицеры и впоследствии дослуживались до чина метра (наши кондукторы).

Капитан фрегата побывал у меня, ознакомился с нашей программой и одобрил лихость наших утренних парусных учений, находя их весьма полезными для развития в юнгах ловкости и отваги, он тем не менее отказался ставить паруса одновременно с нами, боясь состязания на скорость между обеими командами, так как люди невольно горячатся и нередко бывают несчастные случаи падения с марсов и другие увечья. Но на катерах под парусами катания бывали часто одновременно.

Жизнь в Бресте проходит монотонно; семейства офицеров, морских и сухопутных, получающих скромное содержание, живут замкнуто; клубной жизни, как в Англии, здесь не существует; морские офицеры, избегая лишних расходов, не платят за обед в кают-компаниях, а в 5 ч вечера по окончании занятий съезжают на берег к женам обедать. Семейных знакомых, исключая консула, наши офицеры не имели. Только по вечерам можно было развлечься в здешнем театре, с весьма недурным составом. Давались оперы, драмы и оперетки. Лишь один раз за нашу стоянку по какому-то случаю адмирал Рустан устроил большой обед и вечером раут, на котором были собраны морские и военные начальники с женами. За обедом было около 40 человек, а вечером собралось до сотни. Играл портовый оркестр, но танцев не было.

На судах эскадры жизнь течет также очень скромно; английского обычая приглашать обедать здесь не существует. У начальника эскадры один лишь раз я удостоился приглашения обедать, и то только по случаю торжества спуска в этот день нового крейсера «Гамбетт» и приезда на это торжество морского министра Peltan’a. Спускали крейсер с открытого эллинга, при малых размерах бассейна были употреблены рвущиеся канаты. После все начальствующие лица с министром во главе были приглашены на флагманский корабль обедать. Обед был хорош, с винами и проч. Только было довольно скучно и тихо, так как адмиралу на Северной эскадре музыки не полагается.

В ответ на эти два приема мы устроили на крейсере бал. Пригласили береговые власти, морские и сухопутные, с женами и дочерьми, а с Северной эскадры — командиров и все кают-компании. Набралось человек 150 с дамами. На крейсере верхнюю палубу убрали флагами, цветами, бьющими фонтанами (обычно это делается на судах: брандепойтные пипки замаскировываются цветами, а к ним приводятся шланги от паровых помп, действующих весь вечер); из матросских коек, покрытых флагами и коврами построили у бортов мягкие диваны; в кают-компании были сервированы столы с угощениями, тортами, закусками, винами и лимонадами для танцующих, а в моей столовой — для высших чинов. Вся верхняя палуба была иллюминована электрическими лампочками; на полуюте была устроена гостиная, на шкафуте помещался наш оркестр, и, наконец, оба прожектора бросали лучи вдоль наших мачт, освещая наш крейсер для подъезжающих гостей.

Дирижировал лейтенант Армфельд, приводя в восторг публику, изобретая массу невероятных и забавных фигур в котильоне, его достойными помощниками были два ловких танцора: мичмана Бибиков и Голубев. В антрактах наш оркестр играл оперы и другие серьезные пьесы, а наши офицеры в столовой угощали дам, от вин они отказывались, ссылаясь на крепость, но охотно набрасывались на ледяной, сладкий, с апельсинами, предательский крюшон, в котором, кроме шампанского, были намешаны разные ликеры. Незаметно все дамы стали очень веселы, и на последнюю мазурку с фигурами кавалеры были только наши офицеры, т. к. из французов никто ее не умел танцевать, но дамы расхрабрились и прыгали, как трясогузки; вышли на палубу полюбоваться старые адмиралы и капитаны, проводившие время в столовых за вином и сигарами. Дамы уехали домой с котильонными подарками (веера, бомбоньерки, ленточки разных цветов с золотой надписью «Герцог Эдинбургский», букеты цветочные с длинными лентами и прочие) и букетами. Видимо, все остались довольны. Несколько молодых офицеров остались ночевать в мичманских каютах, так как были «очень трудны», как выражались наши вестовые.

У консула de Keross’a также был один прием по случаю крестин внука — младенца Gui. Кроме молодых родителей и ближайших родственников, приглашены были я и несколько наших офицеров. За обедом принесли на подушке нарядно разодетого, в кружевных пеленках, новорожденного младенца и предложили старшим из родственников, а также и мне покачать его на руках. Затем от его имени все присутствующие получили на память изящные бомбоньерки с конфетами с именем Gui, заказанными нарочно в Париже. Торжество закончилось домашним концертом.

Через три недели я 20 октября ушел в Виго. В океане было ясно, прохладно, дул слабый SW. Среди Бискайской бухты задул слабый NO и дал возможность идти под парусами. Молодые матросы, стоя на снастях, внимательно следили за всеми маневрами парусного плавания; ход был небольшой, 6–7 узлов; для практики учеников ставили бом-брасели, то их убирали, а на ночь закрепили брамсели и взяли один риф у марселей. На следующий день к ночи, обогнув Финистерре, я лег вдоль испанского берега. Утром взошло из-за гор яркое испанское солнце и осветило зеленые берега, наш высокий рангоут и белые паруса; на палубе стало тепло, офицеры вышли наверх в белых кителях полюбоваться живописным берегом; от него доносился аромат цветущих «оранче»— апельсиновых деревьев, и слабый звон церковных колоколов. Ветер стих, и я пошел под парами отыскивать вход на рейд города Виго. Старший штурман капитан Шольц легко нашел этот вход, так как бывал здесь уже не первый раз (Прекрасный штурман, весьма уважаемый и любимый в кают-компании офицер. В 1905 г. 15 мая, на следующий день после Цусимского боя, убит снарядом на «Дмитрии Донском» у острова Дажелет). Обойдя высокий остров, закрывающий вход, я вошел на обширный (длиною до 7 миль) рейд города Виго.

По обоим берегам его, на фоне яркой зелени апельсиновых рощ и камелий, белели городки, селения, деревенские церкви и кое-где живописные развалины старинных замков. Один из них «el Gastillo» венчает вершину обрывистого утеса отдельного острова, лежащего у входа с океана на рейд. Впоследствии по праздникам мы устраивали экскурсии в этот замок, принадлежавший какой-то русской графине, проводящей зимний сезон в Мадере. У самого города отдал якорь и отсалютовал испанскому флагу. Ответ получил с береговой батареи, а с одинокой канонерки, стоявшей в гавани, приехал лейтенант (он же и командир судна) и поздравил с приходом. У городской стенки под краном стояло несколько пароходов, грузившихся оливой и местными сардинками.