Игорь Смирнов - Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Художественный текст, по утверждению Писарева («Разрушение эстетики»), сделанному вслед за Чернышевским («Эстетическое отношение искусства к действительности»), «…ни в каком случае не может создавать свой собственный мир»; у мыслительной конструкции нет права на самостоятельность: искусство «…всегда принуждено ограничиваться воспроизведением того мира, который существует в действительности» [150].

Этика нигилизма, согласно нечаевскому «Катехизису революционера», не предопределена никакой заранее выработанной — традиционно считающейся истинной или научно обоснованной — идеей; революционер

…в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него — враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить.

Революционер презирает всякое доктринерство и отказался от мирной науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку — науку разрушения [151].

1.3.2.Процитированные сочинения роднит не только свойственная им всем деидеализирующая целеустановка, но и тот способ, каким они ее аргументируют. Главный довод, которым пользуется нигилизм эдипальной культуры начиная с 40-х гг. XIX в., антропологичен по своему содержанию [152]: ни одно из понятийных образований не имеет преимущества перед другим, потому что среди них нет сакральных — более, чем человеческих, — идейных ценностей. Раз так, то никакая из конкурирующих идей не должна претендовать на авторитетность, кроме идеи негации.

Герцен, наблюдавший в Париже, как была подавлена революция 1848 года, убеждается в том, что республиканское насилие ничуть не лучше монархического, и приходит отсюда к своему отказу от освящения какого бы то ни было государственного устройства.

Для Писарева эстетическое как таковое — нонсенс по той причине, что суждения людей о прекрасном бесконечно индивидуальны; все вкусы одинаково правомочны, будучи лишь субъективными мнениями; невозможность дать прекрасному надындивидуальное толкование требует отречения от этой категории и заставляет сомневаться в том, что художественный текст обладает автономностью:

Эстетика, или наука о прекрасном, имеет разумное право существовать только в том случае, если прекрасноеимеет какое-нибудь самостоятельное значение, независимое от бесконечного разнообразия личных вкусов. Если же прекрасно только то, что нравится нам, и если вследствие этого все разнообразнейшие понятия о красоте оказываются одинаково законными, тогда эстетика рассыпается в прах. У каждого отдельного человека образуется своя собственная эстетика… [153] <���подчеркнуто автором. — И.С.>.

Нечаев связывает полную моральную свободу революционера-нигилиста с тем, что человеческая цивилизация не создала такой общественной формации, которую следовало бы предпочесть по отношению к иным:

Под революциею народною товарищество разумеет не регламентированное движение по западному образцу, — движение, которое, всегда останавливаясь с уважением перед собственностью и перед традициями общественных порядков так называемой цивилизации и нравственности, до сих пор ограничивалось везде низвержением одной политической формы для замещения ее другою и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции, порядки и классы в России [154].

Из приведенных примеров видно, что нигилизм реалистической эпохи осуществлял деидеализацию бытия посредством аналогии, которую он устанавливал то между монархией и республикой (Герцен), то между равно легитимными эстетическими вкусами индивидов (Писарев), то между разными видами нравственности (Нечаев). Антропологический по смысловому содержанию [155], нигилизм 1840–80-х гг. руководствовался в структурном плане эдипальной логикой.

Деидеализирующий нигилизм специфицировал себя во второй половине XIX в. в качестве негации, оправданной аналогией.

2.1.1.Традиционное понимание антинигилистического романа заключено в том, что ему приписывается только охранительная, утверждающая данный порядок тенденция. Эта концепция восходит к нигилистической критике антинигилизма, защищавшейся против нападок на нигилизм (как этого и нужно было ожидать от нигилистической психики, дефензивной по происхождению) и переносившей собственную реакционность на тексты врагов. В статье «Литературный кризис» (1863) Антонович (кстати, родившийся в семье дьячка) писал:

…Антинигилизм есть положение и утверждение; он принимает и отстаивает всё без разбора; худо ли, хорошо ли принимаемое и отстаиваемое, до этого ему нет никакого дела; он отстаивает что попало, без всякого основания, а единственно по ненависти и вражде к отрицающему нигилизму. <���…> Утверждение для утверждения — вот сущность этой страсти. Положительное направление есть своего рода культ — культ опрокинутый, исполненный внутреннего противоречия и бессмыслицы… [156]

2.1.2.На деле антинигилистический роман был более негативным, чем самый нигилизм. Антинигилизм зародился в те времена, когда культура, исходившая из абсолютизации аналогии, оказалась вынужденной создать аналог нигилизма — антинигилизм. Отрицание отрицания не стало бы жанрообразующим началом, если бы отрицанию не искали аналога в массовом порядке. Антинигилистический роман вовсе не восстанавливает в правах то, что разрушается нигилизмом, но добавляет деидеологизирующему нигилизму логики, а именно: отрицает даже идею отрицания . Антинигилизм порожден тем же деидеализирующим эдипальным мировидением, что и нигилизм второй половины XIX в.

2.2.0.Тексту, который отрицает даже идею отрицания, не может быть известна никакая иная ценность, кроме одной — продолжаемости родовой жизни . Человек, ценный помимо своей идейности, воспроизводит свое происхождение. Императив антинигилистической литературы состоит в том, что человек обязан родить себе подобного или быть подобным своим родителям. Важно именно подобие, а не его концептуальное наполнение. Аналогия становится в этом жанре безыдейной идеей или, если угодно, идеей безыдейности.

Если схематизировать смысловое строение антинигилистического романа, то обнаружится, что во многих текстах этого жанра оно сводится к двум слагаемым: а) герою-нигилисту недостает семейно-родовых связей; в конце концов он гибнет либо попадает в опасное для его жизни положение (= физическая негация сильнее негации как идеи); Ь) антипод нигилиста помещается так или иначе внутри рода, что ведет его к спасению. Перед тем как привести примеры такого конструирования сюжета, нужно сказать несколько слов о том, какое отношение он имеет к эдипальности.