Павел Гуревич - Куда идешь, человек?

Однако многие факты говорят и об обратном. Инстинкт в известной мере слеп, он вовсе не направлен к благу неукоснительно. Известны примеры, когда он обусловливает явную неполноту приспособления живого существа к его бытию. Когда, скажем, самка поедает самца, рассуждать о «разумности» инстинкта можно уже с явной долей сомнения.

Еще до того, как человек появился на Земле, некоторые существа чувствовали себя прекрасно, хорошо были приспособлены для земной жизни. Но были и «несчастные» организмы, «крайне неудачные», инстинкты которых не только мешали им жить, но даже приводили их к гибели. «Если бы существа эти могли рассуждать, — писал русский ученый И. И. Мечников, — и сообщать нам свои впечатления, то очевидно, что хорошо приспособленные как орхидеи и роющие осы, стали бы на сторону оптимистов. Они объяснили бы, что мир устроен совершенным образом, и для достижения полнейшего счастья и удовлетворения следует повиноваться своим естественным инстинктам. Существа же дисгармоничные, дурно приспособленные к жизненным условиям, обнаружили бы явно пессимистические взгляды. Так было бы с божьей коровкой, влекомой голодом и вкусом к меду и безуспешно добивающейся его в цветках, или с насекомыми, направляемыми инстинктом к огню, обжигающими крылья и становящимися неспособными к дальнейшему существованию; очевидно, они объявили бы, что мир устроен отвратительно и что лучше бы ему вовсе не существовать». [9] Мечников И. И. Этюды о природе человека. — М. 1961. — С. 50.

Идея о том, что человек плохо оснащен инстинктами, что формы его поведения мучительно произвольны, имела огромное впечатление на теоретическую мысль. Философские антропологи обратили внимание на известную «недостаточность» человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы. Например, А. Гелен полагал, что животно-биологическая организация человека содержит в себе определенную «невосполненность». Однако тот же Гелен был далек от представления, будто человек на этом основании обречен, вынужден стать жертвой эволюции. Напротив, он утверждал, что человек не способен жить по готовым стандартам природы.

Исследования, начатые философскими антропологами, были продолжены. Ученые стремились объяснить, почему историю человеческого вида сопровождает безумие. Они подчеркивали, что эволюция похожа на лабиринт с множеством тупиков, и нет ничего удивительного и невероятного в допущении, что природная оснастка человека, как бы она ни превосходила экипировку других биологических видов, тем не менее содержит какую-то ошибку, какой-то просчет в конструкции, предрасполагающий человека к самоуничтожению.

В современной литературе эти взгляды наиболее последовательно изложены в книге английского философа Артура Кестлера «Призрак в машине». Автор показывает, что, согласно доктрине неодарвинизма, эволюция, ведущая от комочка слизи к человеку, совершается благодаря естественному отбору из общего множества мутаций (спонтанных изменений в молекулярной структуре генов), тех, которые полезны для выживания. Единственным оппонентом классического дарвинизма и неодарвинизма выступает ламаркизм, который вылился сейчас в учение о наследовании приобретенных признаков.

Как утверждает Кестлер, всякая изолированная мутация вообще вредна и никак не может способствовать выживанию. У эволюции есть ограниченный комплект излюбленных тем, которые она проводит через множество вариантов. Одна и та же праформа как бы расцветает в пестром разнообразии версий. Отсюда уже недалеко до архетипов в биологии — идея, которую выдвигал еще Гёте в своих «Метаморфозах растений» (1790), а вслед за ним и немецкая романтическая натурфилософия.

Английский философ полагает, что человеческий мозг — это жертва эволюционного просчета. Врожденную ущербность человека, по его мнению, характеризует постоянный разрыв между разумом и эмоциями Адамова потомка, между критическими способностями и иррациональными убеждениями, продиктованными чувствами.

Проблема соотношения рациональных и эмоциональных сфер человеческой психики в последние десятилетия особенно привлекла к себе внимание специалистов. Современная наука показывает, что между участками мозга, в достаточной степени развитыми уже на уровне животных, и теми, которые получили развитие главным образом в процессе человеческой деятельности, существуют определенные структурные и функциональные различия.

Однако Кестлер доводит эту мысль до предельного заострения. Ссылаясь на версию биолога Мак-Лина, что филогенетически (то есть в процессе исторического развития) природа наделила человека сначала мозгом пресмыкающегося, затем млекопитающего, а потом уже собственно человека, Кестлер настолько драматизирует это, что даже рисует картину невероятных коллизий между сферами психики. Вот и получается, что, укладывая на кушетку больного, врач одновременно располагает рядом человека, обезьяну и крокодила.

Отвечая на проблемы, поставленные А. Кестлером, советский ученый П. Симонов пишет: «Многочисленные исследования нейроанатомов наглядно демонстрируют тот процесс усложнения и развития, который претерпели подкорковые отделы человеческого мозга. Следовательно, представление о. мозге человека как механической суммы мозга пресмыкающегося, обезьяны и ныне существующего представителя человеческого рода — слишком рискованный метафорический образ, для того, — чтобы им пользоваться в качестве строгой научной концепции». [10] Диалоги. Полемические статьи о возможных последствиях развития современной науки. — М. 1979. — С. 148–149.

Все концепции, выработанные сегодня в русле философской антропологий, можно свести в конечном счете к трем основным представлениям. Первое: человек — это злобная и похотливая обезьяна, которая получила по наследству от животных предков все самое отвратительное, что накопилось в животном мире.

Второе представление, как бы в противовес первому, заключается в том, что человек изначально добр, альтруистичен, незлобив. Однако его природные задатки будто бы вступили в противоречие с развитием цивилизации. Именно социальность сыграла пагубную роль в судьбе человека, ибо она заставила его бороться за свое существование. Как раз оковы культуры и ослабили якобы природные, инстинктивные свойства людей, в частности, притупили охранительные чувства. Вот почему человек истребляет себе подобных. Ведь никто не станет отрицать того факта, что от каменного топора до ядерной бомбы прослеживается одна тенденция — стремление «расквитаться» с теми, кто стал собратом по цивилизации. Оказывается, Каин стал первым убийцей потому, что узы общности оказались тягостными для двух изначально добрых единокровных братьев.