Лев Кривицкий - Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции

При такой трактовке «случайность не дана в эволюции вместе с необходимостью, а предшествует ей», «естественный отбор кажется слепой силой, действия которой вообще не предсказуемы» (Там же, с. 177). Такая случайность и «слепота» плохо стыкуется с признанием творческого характера отбора как единственного направляющего фактора эволюции. Сама эволюция «оказывается цепью ни в чем не повторяющихся событий и ситуаций» (Там же, с. 183).

К сожалению, О. Барг очень недалеко ушел от своего почти однофамильца создателя номогенеза Льва Берга в представлениях о закономерностях эволюционного процесса. Он считает, что биологическая эволюция «приспособительна и прогрессивна, поскольку того требует физико-химическая основа жизни» (Там же, с. 186). Он выводит прогресс живого «из самоограничения ковариантной редупликации» (Там же, с. 174), видя в этом надуманном геноцентрическом представлении возможную основу нового эволюционного синтеза.

Универсальный эволюционизм О. Барг сводит к столь же надуманной и натурфилософской концепции «единого мирового процесса», согласно которой прогресс есть естественное состояние нашей Вселенной как единой системы, а эволюция – «это рост разнообразия форм материальной организации, вводимого в определенные рамки и ограничиваемого тенденцией к их единству и кооперативности» (Там же, с. 219).

В конечном счете получается объяснение, которое ничего не объясняет и сводится к простой тавтологии: живое прогрессирует потому, что прогресс заложен в природе жизни.

Прогресс не вытекает прямолинейно из сущности материи, не является ее атрибутом и прямым следствием единого мирового процесса. Материи свойствен как прогресс, так и регресс. Вытекая из определенной направленности хода эволюции, прогресс возникает на базе определенного строения конкурирующих между собой мобилизационных структур, которые, генерируя определенный порядок и побуждая движимые ими материальные образования к эволюционной работе, приводят к складыванию определенной тенденции к прогрессу организации. Прогресс относителен, эволюция же абсолютна.

Однако неспособность выявить глубинные механизмы эволюции, обусловливающие необходимость прогресса жизни, объяснение прогресса накоплением случайностей вряд ли можно считать реальной альтернативой телеологизму, финализму и, по выражению Дарвина, «этому дурацкому ламарковскому стремлению природы к совершенству». Это не альтернатива, а скорее крайность, противопоставленная другим крайностям.

«Крупнейший синтез биологии XX века, исторически трудно складывавшийся – современная синтетическая теория эволюции (в основном микроэволюции), – считает российский биолог Н. Печуркин, – также не дает строгого определения «прогресса» в направлении эволюции… Абсолютизация случайности плохо увязывается с очевидностью прогрессивного развития жизни от пробионта до высшего растения или животного, включая человека» (Печуркин Н.С. Энергия и жизнь – Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1988 – 190 с., с. 5, 166).

Большинство сторонников СТЭ видит абсолютизацию случайности и отсутствие обоснованных представлений о механизме и источниках исторической необходимости прогрессивной составляющей эволюционных процессов только в сальтационистских теориях, с которыми они полемизируют, не замечая такой абсолютизации в самой СТЭ, пытаясь построить такую необходимость на отборе и отрывая его тем самым от внутренних побудительных мотивов эволюционных преобразований.

Л. Давиташвили видит основной недостаток СТЭ в игнорировании явлений массовой направленной изменчивости организмов и форм их строения под действием факторов среды, о чем в натуралистической биологии накоплено колоссальное количество фактов. «Эти факты, – считает Давиташвили, – тем более важны для эволюционного учения, что без признания такой направленной однозначной изменчивости одновременно более или менее значительного числа особей данного вида трудно надеяться объяснить видообразование путем естественного отбора» (Давиташвили Л.Ш. Эволюционное учение, т.1. – Тбилиси: Мецнпереба, 1977 – 477 с., с. 13–14).

Давиташвили называет представителей СТЭ постнеодарвинистами, поскольку, по его мнению, они в своих теоретических построениях слишком далеко ушли от главных достижений классического дарвинизма. Он признает, что постнеодарвинисты сделали, конечно, немало для освещения проблем биологической эволюции, но отказывается признать СТЭ полноценным эволюционным учением, базирующимся на современном уровне достижений биологической науки (Там же, с. 14).

Давиташвили отмечает, что редукционистские претензии молекулярной биологии на исчерпывающее объяснение эволюционных процессов породили разрыв между биологией молекулярной и биологией организмальной. Эти чрезмерные претензии многих теоретикой, базирующихся на данных молекулярной биологии и генетики, зашли так далеко, что некоторые поборники таких теорий считают излишними дальнейшие усилия биологов по изучению живых организмов как форм протекания эволюционных процессов и полагают, что все тайны развития живой «природы могут быть открыты молекулярной биологией без всякого участия биологических дисциплин» (Там же, с. 50).

Термин «организмальная биология», применяемый Давиташвили, конечно, не вполне удачен, поскольку натуралистическая биология изучает не только организмы, но и популяции, и виды, и надвидовые таксоны. Давиташвили призывает к взаимно полезному компромиссу между представителями молекулярной и организмальной биологии. Первые должны умерить свои претензии на объяснение эволюционных процессов, а вторые – «прийти в себя от оглушения, в которое их повергли успехи молекулярной биологии» (Там же, с. 51).

Однако эти призывы как раньше, так и теперь, содержат в себе лишь благие пожелания, пока не найдено объединяющее начало между двумя обособившимися отраслями биологического знания. Это объединяющее начало, по нашему убеждению, заключается в исследовании биологической работы целостных организмов и направляющих эту работу мобилизационных структур.

В статье Н. Мещеряковой содержится разносторонняя критика притязаний СТЭ с философско-методологических позиций (Мещерякова Н.А. СТЭ и номогенез: логические возможности и эволюционистские притязания – В сб.: Методология биологии: новые идеи (синергетика, семиотика, коэволюция) – М.: Эдиториал УРСС, 2001 – 264 с., с. 131–150).

Автор статьи отмечает, что СТЭ претендует на статус всеобщей теории эволюции, ее основополагающей парадигмы. Реализуются же эти притязания через редукционизм, сведение источников многообразия живого к физико-химическим процессам, происходящим в молекулах нуклеиновых кислот. Мещерякова подчеркивает, что редукционистская позиция СТЭ является, по существу, философской. Она соответствует критериям научности, выработанным позитивистской методологией науки.