Юлия Свешникова - Я вырос в свободной России

Я помню, как родители не хотели, чтобы я поступала на журфак. Понимали, что их дочь, с обостренным чувством справедливости, захочет писать правду. А свобода слова в нашей стране практически синонимична словосочетанию «пуля в лоб». И когда я, поступив, вдруг поняла и смирилась с тем, что никакой свободы слова у нас никогда не было, нет и, скорее всего, не будет, возрадовались! Значит, останусь жива. И на том спасибо.

После журфака мне стало противно многое, особенно журналистика. Пресса, в которой восхваляют учредителей. И телевидение, на котором показывают идиотские передачи для исцеления себя посредством арбузных корок. Все, что угодно, лишь бы не говорить о том, что реально происходит в стране. Кажется, в одной из передач на Первом канале искали кристально честного человека, подвергая кандидатов испытаниям на детекторе лжи. Если они такового нашли, не могли бы его сделать ведущим программы «Время»? По чесноку, без лжи?

Вообще, когда тебе двадцать лет и ты все понимаешь, твоя политическая независимость граничит с равнодушием. Социальные сети под колпаком Генпрокуратуры? Ну и что! Буду писать, что хочу. За губернатора на выборах проголосовало 100 % избирателей? С кем не бывает, на выборы я все равно не хожу, и на политику мне плевать.

Живу ли я в свободной стране? Вряд ли. Свободна ли я сама? Возможно.

Пока у меня остался выбор, куда идти учиться, где работать, с кем создавать семью. Слава Богу, мы живем не в «дивном мире» Хаксли. Пока. Да, наш мир напоминает кафкианский Замок, но надежда на спасение все же есть. По крайней мере, у двадцатилетних. У всего есть предел. И у нашего политического равнодушия в том числе.

Союз никуда не делся. Он с нами, он в нас. Мы поменяли одну иллюзию свободы на другую. Мы все так же голосуем за Партию. Все так же заискиваем перед чиновниками, даже если чиновник — кассирша на вокзале. Мы все так же идем за вождем. «Вперед, Россия!»

Свободный художник Серега отхлебывает чай и говорит, что уже полгода ищет работу по специальности. Ему нужны деньги. А работы все нет. Зато есть выбор, как у любого свободного человека в нашей стране, — либо пойти работать в «Макдональдс», либо в армию по контракту. Деньги выходят почти одинаковые. Серега затягивается сигаретой и включает Цоя погромче.

С раннего детства я слышала от бабушки такую фразу: «Ты счастливая, ты будешь свободной» — или: «Ты счастливая, ты будешь жить в свободной стране». Помню, как однажды утром мы пошли с бабушкой погулять. Кое-где у тротуара стояли танки. Я испугалась, а бабушка сказала: «Не бойся, это самые добрые в мире танки» — и заплакала. Это было 21 августа.

Я быстро взрослела (росла среди взрослых, умных, интеллигентных людей), со мной никогда не сюсюкали, обращались как с равной, объясняя мне значение незнакомых слов.

Помню, как буквально бежали к телевизору на программу «Взгляд», «Вести», какие-то дискуссии, «Куклы». Было интересно жить.

Как оказалось, можно вслух говорить все, что ты думаешь, писать и публиковать собственное мнение. Время кухонь и навязшей на зубах фразы «это не по телефону», казалось, ушло навсегда.

Когда распался Советский Союз, дома была растерянность. Всех волновала судьба Крыма. И тут к моему деду — ординарному профессору — приехал с Украины «соискатель докторской степени». Теперь он вел себя как самый настоящий иностранец у иностранного оппонента. Однако для бабушки как будто ничего не изменилось, и она в конце визита спросила: «А Крым, Севастополь — это как? Украина?» — «Безусловно», — ответил он. Почему-то тогда она говорила о чьей-то глупости, граничащей с преступлением (потом, конечно, я узнала чьей), о совести и справедливости, но.

Конечно, были трудности, и немалые, но все компенсировалось свободным дыханием и надеждой.

Помню, мы жили на даче. И вдруг утром в воскресенье, в прекрасную погоду мы собираемся и едем в Москву. В это время электрички шли полупустые, а на сей раз свободных мест почти не было. Люди ехали на выборы. Люди ехали выбирать, потому что им рассказывали, объясняли, до них доносили, что, как, когда, зачем будет сделано, какая от всего этого польза для каждого человека. Были программы кандидатов, были споры между ними, была правда в самом прямом эфире.

Все ли было гладко? Конечно, нет. Раздражал много мелькавший Березовский с его отрицательным обаянием, Таня с Валей, «крепкое рукопожатие» и «работа с документами», но жизнь кипела, бежала, многое было внове, интересно. Почем зря ругали Б. Ельцина, но счастливы были, когда операция на сердце прошла успешно, а потом снова ругали. Его прощальное обращение к народу — незабываемо. Президент просил прощения!!! Такое и представить себе невозможно, но это было, я это слышала, и я скорбела по поводу его кончины, кончины большого человека с большим сердцем, широкого, умного, умеющего слушать и слышать. Может быть, вспыльчивого, но незлобивого, не мстительного, тем более мелочно мстительного. Ведь ему досталось ох какое тяжелое время. Лиха было много, то есть бед и несчастий. А он выстоял, хотя нефть, как говорил Е. Гайдар, стоила 8 долларов.

И не надо сегодня искать иной смысл в словосочетании «лихое время». И еще криво улыбаться. Загляните в словарь С.И. Ожегова.

Кстати, моя бабушка по сей день твердит, что страна (СССР) погибла не от дешевой нефти, а от лжи. Тревожно, но ложь снова становится, стала атрибутом повседневной жизни.

Помнится после ареста М. Ходорковского В. Путин говорил, что знает людей из Байкалфинансгруп, а через какое-то время даже не мог вспомнить правильное название. Меня это удивило, а потом я перестала удивляться. Осталось недоумение. А потом взрывы домов, Дубровка, Беслан, метро, аэропорт — и ни слова от президента. Правда, был в Беслане несколько часов ночью.

Я иногда задаюсь вопросом: откуда столько свободного времени у американских президентов? Откуда потребность обращаться к своим избирателям, быть вместе в горе, почему я знаю про дочерей Джорджа Буша и ни разу не видела детей двух наших президентов?

По-моему, нас не уважают и не принимают в расчет. Иначе не объяснить лексику отдельных высказываний.

Нас не уважают и не видят, потому что иначе невозможно объяснить неверие в нашу способность самим, самостоятельно обустраивать свою жизнь.

Нас не уважают, о нас не помнят, иначе бы не окружали таким кольцом ОМОНа, когда есть естественное желание высказать собственные мысли о нашей жизни.

Нас не уважают, мы лишние, иначе нам бы сказали, какую программу нам предлагают, что для этого будет сделано, что надо перетерпеть, чтобы завтра было лучше.

Нас не уважают, мы мешаем, иначе почему стерли все цвета радуги и нам оставили только один. Серый.