Айзек Азимов - Земля и космос. От реальности к гипотезе

Один за другим, к крайнему недовольству деятелей церкви, молниеотводы стали появляться на церквях. Было хорошо видно, что, когда на шпиль постоянно повреждаемой во время грозы церкви ставился молниеотвод, молнии переставали попадать в эту церковь.

Согласно одной прочитанной мною истории, решающее событие произошло в итальянском городе Брешиа. Церковь Сан-Назарро в этом городе не была защищена молниеотводом — священники ее были столь уверены в своей безопасности, что хранили сотни тонн пороха в подвалах, считая, что более безопасного места не найти.

Но в 1767 году в церковь ударила молния, и порох взорвался с такой силой, что разрушилась шестая часть города и было убито три тысячи человек.

Это было уже слишком. После этого предрассудок был отброшен, и восторжествовал молниеотвод. Каждый новый молниеотвод в церкви становился еще одним свидетельством торжества науки и поражения предрассудков — и все достаточно явно видели эти свидетельства. Любой, кто задумывался над этим, приходил к выводу, что правильная дорога к Богу — это не произношение про себя кем-то изобретенных магических формул, а внимательное изучение законов, управляющих Вселенной.

Хотя победа над молнией была малозаметной, поскольку число убитых молнией было много меньше по сравнению с убитыми в войне и умершими от голода и болезней, она являлась важной. С этого момента предрассудки могли проявлять себя только там, где не было строгих доказательств, — и никогда не выигрывали решающего сражения. (Я использую слово «предрассудки», а не «религия». Этическая и моральная сторона религии не имеет никакого отношения к борьбе священников против молниеотвода или какого-либо другого научного достижения. Следует бороться только с устоявшимися неверными представлениями; можно привести доводы в пользу того, что они наносят вред настоящей религии больше, чем науке или рациональному мышлению. — Примеч. авт. )

Вот один пример этого. В 1840-х годах появились первые действительно эффективные анестетики, которые могли устранить боль во время операции; больницы перестали быть наиболее изощренными камерами пыток в истории человечества. В частности, анестезия могла использоваться, чтобы уменьшить боль при родах.

В 1847 году шотландский физик Джеймс Янг Симпсон начал использовать анестезию при родовых схватках у женщин — и немедленно священники принялись выражать свое недовольство и сыпать проклятиями.

То с одного, то с другого амвона звучали грозные напоминания о наказании Евы Господом после того, как она съела яблоко с дерева добра и зла. Священники-мужчины, которых никак не касались родовые боли и смертельные опасности при деторождении, цитировали строки:

«Жене сказал: умножая, умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей…» (Книга Бытия, 3: 16).

Нет ничего удивительного, что Симпсон для борьбы со священниками, которые почитали Бога и считали, что именно благодаря его воле миллионы женщин мучаются при родах, решил использовать в качестве контрдовода цитаты из Библии.

Разве первое «деторождение» не относилось к самой Еве, поскольку она была рождена из ребра Адама? А как произошло это деторождение? Оно описано в Книге Бытия (2: 21): «И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребер его и закрыл то место плотию».

Короче, заявил Симпсон, Бог использовал анестезию.

Честно говоря, на меня эта цитата не произвела впечатления. Ева была создана, когда Адам еще находился в Эдемском саду и не вкусил плодов от древа знания, то есть это было до того, как грех посетил мир. Грех и боль появились в мире только после того, как было съедено яблоко. Таким образом, доводы Симпсона не имеют смысла.

Этот довод не смог побороть предрассудки. Победила приверженцев Библии в данном случае борьба самих женщин. Они настаивали на анестезии и отказывались мириться с «проклятием», которое применялось только к ним, а не к священникам, почитавшим Бога. Сама королева Виктория согласилась на анестезию во время своих родов — и с тех пор они стали общепринятыми.

Затем наступил 1859 год со знаменитым «Происхождением видов» Чарлза Роберта Дарвина. На этот раз сторонники предрассудков ринулись в свою самую великую битву из всех — и, казалось, перевес был на их стороне. Многие думали, что поле сражения идеально подходило для сторонников старых верований и наука наконец будет разгромлена.

Атаке подверглась теория эволюции путем естественного отбора — теория, которая больно ужалила каждого человека, тщеславно полагавшего, что он создан по подобию Бога.

Новая теория не основывалась на твердо установленных фактах, как, к примеру, на том, что кусок металла может защищать человека от молнии или что пары определенного состава могут уменьшить на какое-то время боль. Напротив, у Дарвина была весьма абстрактная теория, что человек произошел от обезьяны. Теория основывалась на весьма шатком доводе, что человек внешне похож на животных.

Люди могут выступить на стороне науки и против предрассудков для того, чтобы защититься от молний и избавиться от боли, поскольку они получают от этого огромную пользу. Естественно, они будут вести себя совершенно иначе, если им скажут, что по науке они произошли от обезьян, тогда как противники науки утверждают, что человек создан «по подобию Божьему».

Известный член парламента от консерваторов Бенджамин Дизраэли (позднее он стал премьер-министром) выразил в 1864 году суть этого спора так кратко, как только можно выразить его на английском языке: «Человек — обезьяна или ангел? Я сейчас на стороне ангелов».

И кто бы не хотел того же?

Казалось, наука потерпит поражение, поскольку люди просто не захотят быть на ее стороне.

Тем не менее нашлись такие, которые решились пойти на борьбу с рассерженной толпой, — и одним из них был Томас Генри Хаксли, английский биолог-самоучка с большим запасом знаний. Поначалу он был против теории эволюции, но после прочтения «Происхождения видов» он воскликнул: «Почему я об этом не думал?» — и начал пропагандировать новое учение столь яростно, что его прозвали Бульдог Дарвина.

В 1860 году на собрании Британской ассоциации ради продвижения науки в Оксфорде епископ Оксфордский решил «сокрушить Дарвина» в публичных дебатах. Это был Самуэль Уилберфорс, умелый оратор, со столь елейным голосом, что его обычно называли Мыльный Сэм.

Уилберфорс начал свою речь, и на протяжении получаса семьсот человек в переполненной церкви восхищались его красноречием, пока Хаксли молча ждал своей очереди. Когда епископ подошел к концу своей речи, он повернулся к Хаксли и, сменив пафосный тон на сладостный, попросил своего уважаемого оппонента сообщить, кто был той обезьяной в его роду, от которой он произошел, — его дедушка или бабушка.