Иван Подласый - Педагогика. Книга 1: Общие основы: Учебник для вузов

Сопоставьте, как разительно расходятся эти наставления с теми, что мы сейчас прививаем молодым: будь самостоятельным, независимым, умей за себя постоять, не спускай обидчику и т. п. Не прощаем, умножаем негативную энергетику. А дальше что?

Думается, вставая на путь приоритетности духовного в воспитании, нужно внимательнее, бережнее, ответственнее отнестись к главному и пока еще не окончательно утраченному богатству – народной обрядовой культуре, обычаям, традициям. Пережили они века – значит, по-настоящему важны. Ни выдумывать, ни изобретать ничего не надо: все есть, все было. Есть ли другая программа воспитания, более близкая к жизни?

РБ

Завидная должность под солнцем

Сколько помнят себя люди, был среди них Учитель, есть и будет, пока светит солнце. Судьба каждого человека хотя бы чуточку побывала в его руках. Теплыми лучами учительского сердца согрета наша многострадальная планета. Все светлое в этой жизни от него – бескорыстного слуги истины, мудрости, добра, братства, мира.

Только со временем начинаем мы понимать что омрачающая в детстве нашу радость «тирания» учителей была направлена нам во благо. Ясно видим – все наши успехи, равно как и неудачи, берут начало с колыбели, над которой стояли два самых близких человека – мать и учитель. Немногие должности на свете способны соперничать с учительской во влиянии на судьбы людей, государств и всего человечества.

«Чти учителя, как Бога», – приказывал отец, отдавая сына в школу. Наставлению этому, хранящемуся в древнеегипетских папирусах, более двух с половиной тысяч лет. Многое с тех пор изменилось, но не изменилось призвание учителя – сеять разумное, доброе, вечное.

Те государства в истории человеческой цивилизации вырывались вперед, где были лучше школы и учителя. Любое их преуменьшение почти всегда заканчивалось плачевно: государства хирели, нравы ухудшались. Вроде бы и незаметный человек учитель, но достаточно свести его с пьедестала и тем самым подорвать у людей веру в истину, личным представителем которой он выступает, как тут же поднимает голову и начинает свое разрушительное действие невежество, отбрасывая все достижения цивилизации назад, к пещерам. Крепись, учитель!

Возможно, эти слова покажутся несколько высокопарными. Но разве не благодаря учителям мы познаем Вселенную и самих себя? Разве не Циолковский указал людям дорогу в космос? Разве не Сократ был учителем человечества?

Разве не о такой роли учителя мечтал М. Горький: «Если бы вы знали, как необходим русской деревне хороший, умный, образованный учитель! У нас в России его необходимо поставить в какие-то особенные условия, и это нужно сделать скорее, если мы понимаем, что без широкого образования народа государство развалится, как дом, сложенный из плохо обожженного кирпича! Учитель должен быть артист, художник, горячо влюбленный в свое дело, а у нас – это чернорабочий, плохо образованный человек, который идет учить ребят в деревню с такой же охотой, с какой пошел бы в ссылку. Он голоден, забит, запуган возможностью потерять кусок хлеба. А нужно, чтобы он был первым человеком в деревне, чтобы он мог ответить мужику на все вопросы, чтобы мужики признали в нем силу, достойную внимания и уважения, чтобы никто не смел орать на него, унижать его личность, как это делают у нас все: урядник, богатый лавочник, поп, становой, попечитель школы, старшина и тот чиновник, который носит название инспектора школ, но заботится не о лучшей постановке образования, а только о тщательном исполнении циркуляров округа…»

Да, было и такое. Хорошо, что прошло.

В уставе Львовской братской школы 1586 г. было записано: «Дидаскал или учитель сея школы мает быти благочестив, разумен, смиренно мудрый, кроток, воздержливый, не пьяница, не блудник, не лихоимец, не сребролюбец, не чародей, не басносказитель, не пособитель ересям, но благочестиво поспешитель, образ благий во всем себе представляющий не в ситцевых добродетелях, да будут и ученицы, яко учитель их».

Учителя должны быть образцом простоты – в пище и одежде, бодрости и трудолюбия – в деятельности, скромности и благонравия – в поведении, искусства разговора и молчания – в речах; должен подавать пример «благоразумия в частной и общественной жизни».

С профессией учителя совершенно несовместимы лень, бездеятельность, пассивность. Хочешь изгнать эти пороки из учащихся, прежде избавься от них сам. Кто берется за воспитание юношества, тот должен познаться и с ночным бодрствованием, с тяжким трудом, избегать пиров, роскоши и всего, «что ослабляет дух».

Я.А. Коменский требовал, чтобы учитель внимательно относился к учащимся, был приветливым и ласковым, не отталкивал их от себя своим суровым обращением, а привлекал их отеческим расположением, манерами и словами. Учить нужно легко и радостно, «чтобы напиток науки проглатывался без побоев, без воплей, без насилия, без отвращения, словом, приветливо и приятно».

«Плодотворным лучом солнца для молодой души» называл учителя К.Д. Ушинский. Он предъявлял к народным наставникам исключительно высокие требования и считал, что учитель должен иметь глубокие и разносторонние знания, твердые убеждения. Без них нельзя стать настоящим учителем: «Главнейшая дорога человеческого воспитания есть убеждение, а на убеждение можно действовать только убеждением». Всякая программа преподавания, всякая метода воспитания, как бы хороша она ни была, не перешедшая в убеждение воспитателя, остается мертвой буквой, не имеющей никакой силы в действительности.

РБ

Свидетельские показания

Все мы прошли через руки учителей. Бережно лепили они податливый воск наших душ. Знали: одно-единственное неверное прикосновение по ошибке иль недомыслию – и человек навсегда останется с отметиной.

Тяжело писать о жестоких учителях, о постыдных нарушениях педагогической этики, но взывают к гласности судьбы несчастных, и можно ли молчать о неблаговидных фактах, даже если бы они случались раз в тысячу лет?

Увы, случаи жесткого обращения с учениками не редкость.

Старый капитан на Миссисипи (он не был профессиональным учителем, и потому одним позорным пятном меньше) хвастался:

«Ну, это ты брось! Раз я сказал, что обучу человека речному делу, значит обучу. Можешь быть уверен – я его либо выучу, либо убью». М. Твен, написавший эти строки, знал о «педагогических приемах» речного волка не понаслышке.

Не был профессиональным учителем и отец маленького Никколо Паганини. Если верить А. Виноградову, приобщение будущего великого музыканта к игре на скрипке происходило следующим образом: «Начался первый урок скрипичной игры. Маленький человек с трудом понимал отца. Отец раздражался и на каждый промах сына отвечал подзатыльником. Потом взял со стола длинную квадратную линейку и стал ею пользоваться во всех случаях, когда сын делал ошибку. Он легкими и почти незаметными ударами бил его по кисти до кровоподтеков. К тому времени, когда вернулась с покупками Тереза Паганини, синьор Антонио был уже в полной ярости. Он запер мальчика в чулане и велел ему играть первое упражнение».