Юрий Сальников - Неизвестный квадрат Леваневского

- Я знаю, - продолжал Шелимов, - что в последней, девятнадцатой, радиограмме, переданной 13 августа в 14 часов 32 минуты, вы нашли цифровое окончание, принятое на Аляске и не принятое у нас, в Тикси. Но обратите внимание: там передано - высота 4600 метров. А я помню, как мне принесли текст радиограммы, которую Галковский передал микрофоном. Она была принята в единственном экземпляре, ее принимала наша станция, американцы и канадцы могли не понять русскую речь. Текст такой, как сейчас помню: "Аварийная. Высота 6200 метров, отказал правый крайний мотор, снижаемся, входим в облачность, обледеневаем". После этого наши радиопеленгаторы перестали получать сигнал с самолета, он был уже за полюсом, примерно на 120-200 километров ближе к Аляске. Эта радиограмма меня потрясла: гибли люди, мои товарищи. Дежурства я не снимал, продолжали слушать эфир, но ничего достоверного принято не было... Недавно я разговаривал с Громовым, он тоже помнит текст этой радиограммы. Михаил Михайлович высказывает предположение, что при сильном обледенении машина могла развалиться в воздухе или разбилась об лед при неуправляемом падении.

- Николай Павлович, а вы исключаете возможность планирования или какой-либо управляемой посадки?

- Абсолютно исключаю. Ведь больше никаких сигналов не было.

- Но ведь девятнадцатая радиограмма с цифровым окончанием говорит о том, что самолет предполагал садиться в квадрате, в который входят острова Банкс, Мелвилл и полуостров Бродер...

То, что самолет продолжал лететь после того, как его потеряли радиопеленгаторы, подтверждает и сообщение правительственной комиссии по организации перелета, опубликованное в "Правде" 14 августа 1937 года. "В 15 часов 58 минут по московскому времени якутская радиостанция приняла с самолета следующее сообщение:

"Все в порядке. Слышимость Р-1" (что значит - плохая. - Ю. С.). Затем в 17 часов 53 минуты радиостанция мыса Шмидта приняла с самолета следующую радиограмму: "Как вы меня слышите? РЛ (позывной самолета Леваневского. - Ю. С.) Ждите..." Многие летчики, с которыми мне приходилось говорить по поводу этих двух радиограмм, пожимают плечами и считают их недостоверными. Но ведь ни одной радиограммы не публиковалось без тщательнейшей проверки! Все споры можно было бы разрешить просто, если бы сохранился архив штаба перелета. Он принадлежал управлению авиационной промышленности, которое тогда входило в Наркомат тяжелой промышленности. Когда в октябре 1941 года из Москвы эвакуировались государственные и правительственные учреждения, часть архивов была уничтожена, часть - вывезена на восток. С тех пор архив штаба перелета пропал, и все попытки его найти пока безуспешны... Об этом мне рассказал старейший работник авиапромышленности, член штаба перелета Пантелеймон Степанович Анищенков. Последние дни и часы до старта он постоянно был с экипажем.

- Перед полетом, - вспоминает Анищенков, - Сигизмунд Александрович не хотел обедать. Я его еле уговорил. Сидели с ним вдвоем в столовой, он почти ничего не ел. Ну, день был теплый, он сидел без пиджака, в шелковой рубашке... Готовили этот перелет тщательно. Помню такие детали - в самолет погрузили бочонок черной икры, много пушнины. Кроме того, была почта, около двухсот писем, с прекрасными марками - большая ценность для филателистов. Первая часть перелета - к полюсу - шла четко. Причем по прогнозу до полюса они должны были иметь встречный ветер, но за полюсом предполагалось, что ветер изменится на попутный... Прошло более 40 лет, а я помню дословно девятнадцатую радиограмму, и она как гром среди ясного неба поразила нас всех. Перелет должен был проходить на высоте 6000 метров над облачностью. И когда отказал правый крайний мотор, получили эту радиограмму: "Высота 4600, очень тяжело, Леваневский". Эта фраза - "очень тяжело", врезалась в память, и навсегда. Почему-то никто из людей, писавших о перелете, на эту фразу не обратил внимания...

После этого разговора я снова листаю старую подшивку "Комсомольской правды" и нахожу снимок экипажа Леваневского. Внизу подпись: фото И. Шагина. А я не раз работал с кинооператором Игорем Шагиным и знал, что его отец - известный фотокорреспондент и наверняка хранит свой архив. Звоню Игорю. Действительно, его отец снимал отлет экипажа, негативы он хранит, и я могу поговорить с ним самим. Мы договорились с Иваном Михайловичем о встрече, и вот они - фотографии тех дней: экипаж стоит на фоне самолета; Леваневский, докуривая папиросу, внимательно смотрит вверх, в небо, прекрасный снимок, вижу его впервые; Леваневского окружили советские и зарубежные корреспонденты - интервью перед взлетом самолета. Иван Михайлович подтверждает, что несколько фотографий не было опубликовано, и рассказывает:

- Многим летчикам не хватало времени для прессы. А Леваневский назначал время встречи и сам его точно соблюдал. Он был всегда вежлив, корректен, хорошо выглядел, и снимать его было интересно. Сказывался его опыт общения с газетчиками, который он приобрел во время поездок в Европу и Америку. Не капризничал, как некоторые, не мешал нам делать свое дело.

- А что вам больше всего запомнилось тогда?

- Я верил экипажу, но самолет показался мне каким-то тяжелым - это чисто внешнее впечатление. Казалось, что ему не хватит взлетной полосы. Но машина взлетела быстро и красиво. Я успел снять отрыв и взлет - уже в хвост, на фоне неба. Я и не предполагал, что снимал экипаж и самолет в последний раз...

Среди писем, которые пришли после публикации "Релел" не отвечал...", совершенно неожиданным было одно - из Якутии от командира вертолета Евгения Васильевича Попова. Он выдвигал версию, что самолет Н-209 упал в... Якутии. Вот фрагмент письма: "В течение лета 1965 года наш вертолет обслуживал поисковую экспедицию Якутии, базировался на озере Себен-Кюэль. В один из дней, гуляя по берегу, мы с бортмехаником обнаружили деревянную плиту, врытую в небольшой холмик. Эта плита с выжженной каллиграфическим почерком надписью меня очень поразила, я задумался, что это был за самолет с таким большим экипажем? К своему стыду, я тогда не знал фамилий участников этого перелета, и за ужином мы с бортмехаником А. Кирсановым рассказали о плите и тексте на ней в кругу главного геолога, начальника экспедиции и других товарищей. Текст надписи: "Здесь 13 августа 1937 г. в результате катастрофы самолета Н-209 погиб экипаж..." Далее фамилия - Леваневский, остальные трудно разобрать, но одна оканчивалась на...ский, возможно, Галковский. Помню, я высказал тогда предположение, не тот ли это Леваневский, но все дружно и твердо растолковали мне, что эта эпопея закончилась совсем в другом конце земного шара и что, дескать, быть в этом месте такого не могло. После этого я услышал разговор нашего моториста с местным жителем якутом, что на озере давно утонул самолет и, когда сильные ветры раскачивают воды озера, на поверхность всплывают остатки горюче-смазочных материалов. Плита была обнаружена недалеко от места базирования нашего лагеря в заросшем кустарником укромном месте... В июле этого года (1979 года. - Ю. С.) вместе с Е. К. Федоровым, А. Ф. Трешниковым и товарищами из Якутского обкома мы побывали на этом озере, но обнаружить плиту не удалось, так как на озере через три или четыре года после нас базировалась еще одна геологическая экспедиция. Местность в результате их хозяйственной деятельности очень изменилась, ориентира - сруба зимовья не удалось найти. Их обслуживал экипаж жиганского авиаотряда. Предполагаю, что плита была взята этим экипажем. К сожалению, их последний полет с озера в Жиганск закончился катастрофой..."