Терри Пратчетт - Наука Плоского Мира III: Часы Дарвина

Тик.

Даже Плоский Мир испытывает проблемы со временем. А в Круглом Мире все еще хуже. Было время (ну вот, пожалуйста), когда пространство и время считались совершенно разными явлениями. Пространство обладало — или же само было — протяженностью — оно как бы простиралось повсюду, и при желании сквозь него можно было перемещаться. В разумных пределах, конечно, — может, миль 20 (30 км) за день, при условии, что у вас есть хорошая лошадь, дороги не слишком грязные, а разбойники не слишком навязчивы.

Тик.

Время же, напротив, двигалось по собственной воле и тянуло нас за собой. Время просто шло, с одной и той же скоростью — по одному часу за час — и всегда в направлении будущего. Прошлое уже случилось, настоящее происходило прямо сейчас — ой, нет, уже прошло, — а будущему еще только предстояло случиться, но, будьте уверены, рано или поздно наступит его очередь, и оно обязательно случится — попомните мои слова.

Тик.

Мы можем выбирать свое положение в пространстве, но не во времени. Мы не можем отправиться в прошлое и выяснить, что произошло на самом деле, или же узнать, что нам уготовила судьба в будущем; мы вынуждены просто ждать, когда это будущее наступит. В общем, пространство и время были совсем не похожи друг на друга. Пространство было трехмерным, то есть обладало тремя независимыми направлениями: влево/вправо, назад/вперед и вверх/вниз. А время просто было.

Тик.

Но после Эйнштейна пространство и время начали сливаться в единое целое. Направления во времени по-прежнему отличались от направлений в пространстве, но теперь могли определенным образом смешиваться друг с другом. Можно одолжить время в одном месте и вернуть долг где-нибудь еще. Хотя это все равно не позволяет нам, двигаясь в будущее, оказаться в собственном прошлом. Потому что это путешествие во времени, которому не было места в физике.

Ти…

Но то, что в науке вызывает презрение, становится предметом страсти в искусстве. Путешествие во времени, даже если оно физически невозможно, — это замечательное художественное средство, которое позволяет писателю по желанию переносить повествование в прошлое, настоящее или будущее. Конечно, для этого совсем не обязательно использовать машину времени, ведь ретроспекция — стандартный литературный прием. Но все же приятно (и уважительно по отношению к рассказию), когда автор может дать разумное объяснение, не выходящее за рамки самого повествования. Писатели викторианской эпохи любили использовать сны: хорошим примером может служить повесть Чарльза Диккенса « Рождественская песнь в прозе » («Л Christmas Carol») 1843 г., в которой святочные духи олицетворяют прошлое, настоящее и будущее. Есть даже целый литературный жанр «романов со сдвигом во времени», среди которых встречаются и довольно откровенные. А именно французские.

Когда путешествие во времени выходит за рамки простого художественного приема, оно становится источником проблем. А при наличии свободной воли ведет к созданию парадоксов. Основное клише — это «парадокс дедушки», который берет начало в романе Рене Баржавеля « Неосторожный путешественник» («Le Voyageur Imprudent»). Вы отправляетесь в прошлое и убиваете своего дедушку — в результате ни ваш отец, ни вы сами не появитесь на свет и, следовательно, вы не сможете отправиться в прошлое, чтобы совершить убийство. Не совсем понятно, почему речь всегда идет о дедушке (не считая того, что это клише — довольно грубая форма рассказия). Убийство собственного отца или матери привело бы к тем же самым парадоксальным последствиям. Или убийство бабочки из Мелового периода, как в рассказе Рея Бредбери «И грянул гром» (« A Sound of Thunder») 1952 г., где бабочка, случайно павшая от руки [28] Точнее, от ноги. ни о чем не подозревающего путешественника во времени, изменила в худшую сторону политический строй в его времени.

Другой известный парадокс путешествий во времени — это парадокс нарастающей аудитории. Некоторые исторические события (стандартный пример — казнь Иисуса Христа) так насыщены рассказием, что любой уважающий себя временной турист будет настаивать на их посещении. Это неизбежно приведет к тому, что человек, отправившийся посмотреть на казнь, увидит Иисуса Христа в окружении тысяч — если не миллионов — путешественников во времени. Еще один пример — это парадокс бесконечного обогащения. Кладете деньги на счет в 1955 году, снимаете в 2005 с процентами, потом отправляетесь обратно в 1955 год и снова кладете деньги на счет. Правда, придется использовать какие-нибудь ценности вроде золота, а не бумажных денег, потому что банкноты 2005 года, будут недействительны в 1955. Роман Роберта Силверберга « Вверх по линии » (« Up the Line») повествует о Службе Времени — правоохранительной структуре, которая не дает подобным парадоксам выйти из-под контроля. Аналогичная тема прослеживается в романе Айзека Азимова «Конец вечности» («The End of Eternity»).

В основе целого класса парадоксов лежат временные петли — замкнутые цепочки причинно-следственных связей, возникающие только благодаря вмешательству путешественника из будущего. К примеру, для современного человечества самым простым способом получить доступ к путешествиям во времени была бы машина времени, подаренная гостем из далекого будущего, где подобные машины уже были изобретены. Затем мы подвергаем ее инженерному анализу, чтобы понять принципы ее работы, и впоследствии эти принципы закладывают основы для будущего изобретения машины времени. Две классических истории, описывающих подобный парадокс — это рассказы Роберта Хайнлайна «По пятам» («By his bootstraps») и «Все вы зомби» («Allyou zombies»), последний из которых примечателен еще и тем, что главный герой в нем становится одновременно собственным отцом и собственной матерью (посредством изменения пола). Дэвид Герролд довел эту идею до крайности в романе «Дублированный» («The Man Who Folded Himself»).

Авторы научно-фантастических произведений расходятся во мнении насчет того, должны ли временные парадоксы аккуратно разрешаться, исключая тем самым непротиворечивые последствия, и допускает ли вселенная произведения фактическую возможность изменения прошлого или настоящего. (Заметьте, никто не беспокоится об изменении будущего — вероятно, потому что именно в этом и состоит «свобода воли». Все мы меняем будущее, превращая то, что могло случиться, в то, что происходит на самом деле — тысячи раз на дню. Или же наивно в это верим.) Поэтому некоторые авторы пишут о том, как герой, попытавшийся убить собственного дедушку, тем не менее, появляется на свет, благодаря какому-нибудь ловкому сюжетному ходу. Например, его настоящий отец на самом деле не был сыном предполагаемого «дедушки», а человеком, которого этот «дедушка» убил. Совершив ошибку и устранив ложного дедушку, герой сохранил своему отцу жизнь и сделал возможным собственное рождение. Другие, как, например, Азимов или Силверберг, создают целые организации, которые следят за тем, чтобы прошлое, а, следовательно, и настоящее, оставалось нетронутым. Иногда им это удается, а иногда — нет.