Уильям Лоуренс - Люди и атомы

Доктор Сциллард. Я не могу объяснить это за немцев. Хотя они и были разбиты на маленькие группы, но не теряли между собой связи.

Сенатор Тайдингс. А вам не кажется, что свободному обмену мнениями мешала нацистская система?

Доктор Сциллард. Возможно, но у меня нет достаточно хорошего объяснения этому. Я думаю, что это было делом случая.

Сенатор Тайдингс. Просто удача?

Доктор Сциллард. Да, удача.

Затем сенатор Тайдингс спросил доктора Сцилларда, что, по его мнению, произошло бы, если бы многие видные ученые не эмигрировали из Германии.

Доктор Сциллард. Я не знаю. Трудно сказать, что могло бы случиться.

Сенатор Тайдингс. Можно ли предположить, что это могло бы изменить весь ход работ по созданию атомной бомбы в Германии?

Доктор Сциллард. Могу только сказать, что трое немцев, эмигрировавших в Англию и внесших большой вклад в дело создания атомной бомбы, покинули Германию в 1933 г. В 1941 г. в Англии большинство английских физиков были заняты работой над радаром и другими вопросами, а у этих эмигрантов, не допущенных до работ, которые считались крайне важными для войны, было больше свободного времени, чем у их английских коллег, и больше возможности думать о таких далеких проблемах, как проблема создания атомной бомбы.

Этими тремя немецкими эмигрантами, у которых было больше свободного времени, чем у их английских коллег, думать о таких далеких проблемах, как проблема создания атомной бомбы, были доктор Фрэнсис Е. Симон (получивший титул баронета в 1954 г.), доктор Рудольф Пайерлс и Отто Р. Фриш (по прозвищу Деление). В составе английской научной группы они приехали в Лос- Аламос, чтобы помочь нам в создании атомной бомбы, в то самое время, когда мы считали, что действительно соревнуемся с Германией. В Лос-Аламосе их исследования не были просто раздумьями в свободное время.

Лишь 6 декабря 1941 г., за день до нападения Японии на Пирл-Харбор, после того как английские ученые показали нам, что создание атомной бомбы весьма реально, и когда оказалось, что мы позволили немцам опередить нас на целых три года, наконец было решено начать работы. Но и тогда большая часть 1942 г. ушла на организационную работу, и лишь весной 1943 г. началось строительство наших гигантских заводов для производства атомных бомб.

Отдавая должное такому авторитету, как доктор Сциллард, следует сказать, что не только отсутствие взаимосвязи между различными отраслями науки привело к мучительной задержке, которая могла стоить жизни свободному миру. Существовали более глубокие причины, и они были ясно изложены профессором Генри де Вольф-Смитом в его официальном сообщении о работах над атомной бомбой.

«Американцы-ядерщики,— писал профессор Смит,— настолько не привыкли к мысли об использовании своих научных исследований в военных целях, что почти не представляли, что им нужно делать. Отсюда первые попытки, с одной стороны, ограничить публикацию (об атомных исследованиях) и, с другой, заручиться правительственной поддержкой предпринимались главным образом несколькими физиками-иностранцами, сгруппировавшимися вокруг Лео Сцилларда, среди которых были Юджин Вигнер, Эдвард Теллер, Виктор Ф. Вайскопф и Энрико Ферми».

Из этих пяти, внесших впоследствии большой вклад в создание атомной бомбы, Ферми был наиболее известен. Но он находился в Соединенных Штатах всего несколько недель и по своему характеру не подходил для ведения переговоров с военными и политическими деятелями. Вскоре, однако, он обнаружил, что выполняет трудную роль, стараясь объяснить премудрости ядерной физики деятелям в Вашингтоне, которые никогда не слышали о нейтроне и еще меньше беспокоились об этом.

Эта пятерка (к ней затем примкнул Альберт Эйнштейн) вела упорную борьбу, которая казалась безнадежной. Когда из Германии просочились сведения о работе над атомной бомбой, ученые почувствовали, что находятся в положении узника из рассказа Эдгара По «Колодец и маятник» *. Урановый маятник опускался все ниже и ниже над крепко спящим и не желавшим пробуждаться миром.

16 марта 1939 г., в день, когда Германия оккупировала то, что оставалось от Чехословацкой республики, Ферми прибыл в Вашингтон. Он вез с собой рекомендательное письмо от покойного профессора Джорджа Б. Пегрэма, бывшего тогда деканом Колумбийского университета, в управление начальнику штаба военно-морского флота адмиралу С. К. Хуперу. Пегрэм, известный физик, занимавший высокое положение, сообщал адмиралу об опытах, проведенных в Колумбийском университете, которые, «...возможно, означают, что уран можно использовать как взрывчатое вещество, способное высвободить в миллион раз больше энергии, чем любые другие взрывчатки».

«Я сам чувствую,— писал декан Пегрэм,— малую вероятность достижения этого, но мои коллеги и я думаем, что не следует исключать даже малейшую возможность... В области ядерной физики нет человека более компетентного, чем Энрико Ферми...»

Вооружившись такой рекомендацией, на следующий день рано утром Ферми появился в Морском министерстве. Насколько известно, он так и не увидел самого адмирала. Вскоре он был принят двумя молодыми офицерами в чине старших лейтенантов. Этим удивленным молодым людям профессор Ферми изложил на своем ломаном английском языке значение деления урана для военных целей. Даже в то время он счел возможным предположить осуществление контролируемой цепной реакции с медленными нейтронами, что означало бы создание атомных реакторов для подводных лодок и других военно-морских судов, или же прохождение цепной реакции с быстрыми нейтронами, которая позволила бы создать атомные бомбы, в миллионы раз более мощные, чем любые другие известные в то время взрывчатые вещества.

* В этом рассказе описываются муки узника инквизиции, привязанного к полу камеры, на потолке которой раскачивается маятник с острой секирой на конце. День за днем секира опускается все ближе и ближе к горлу узника.— Прим, перев.

Военно-морские офицеры терпеливо и вежливо выслушали Ферми и попросили в дальнейшем держать их в курсе дела. Но, как гласит распространенная в научных кругах легенда, не успел Ферми уйти, как один сказал другому: «Этот итальяшка — сумасшедший!»

На этом дело застыло на несколько месяцев, в течение которых возможная деятельность немцев вызывала все большее и большее беспокойство пятерки Ферми.

Наконец, по предложению Сцилларда, наиболее светского человека из пятерки, они приняли решение: для того чтобы заставить действовать, они должны добраться до самого президента. И лишь одного из них президент примет и выслушает с уважением — Альберта Эйнштейна.

С этой целью к Эйнштейну отправилась делегация во главе со Сциллардом. Эйнштейн покачал головой.