Валерий Демин - Бакунин

Анархический настрой сопровождал Блока до конца жизни. Отблеск бакунинских идей виден даже в блоковском постреволюционном шедевре «Двенадцать» с их зловещим призывом: «Мы на горе всем буржуям / Мировой пожар раздуем…» Да и весь бунтарский пафос гениальной поэмы свидетельствует о том же самом.

Чтобы отбросить этот варварский народ в пустыни Азии (фр.).

Август Рекель (1814–1876) — друг и коллега Вагнера, композитор и дирижер, заведующий музыкальной частью Дрезденской оперы. Одновременно — видный деятель революционно-демократического движения. За опубликование «Открытого письма к солдатам», в котором он призывал к неповиновению властям и переходу на сторону революции, был арестован. Бакунин считал его одним из выдающихся вождей демократической партии, и, когда вспыхнуло Дрезденское восстание, направил его в Прагу к своим друзьям — чешским патриотам — с тем, чтобы ожидаемую славянскую революцию объединить с немецким демократическим движением. После разгрома Дрезденского восстания Рекель вместе с Бакуниным и председателем Временного правительства Гейбнером был приговорен к расстрелу, замененному пожизненным заключением. Вот что написал он в своих мемуарах о русском «демоне революции»: «Я познакомился с Бакуниным несколькими месяцами раньше, когда он из Лейпцига тайком прибыл в Дрезден и несколько дней скрывался у меня. Как человеку редкой силы духа и твердости характера, соединенных с импонирующей внешностью и увлекательным красноречием, ему везде легко удавалось поднимать настроение молодежи до энтузиазма и увлекать за собою даже более зрелых людей, тем более что его воззрения, свободные от национальной ограниченности, проникнуты были благороднейшим и широчайшим гуманизмом. Но именно его пылкая фантазия в соединении с бессознательным честолюбием богато одаренной натуры, чувствовавшей себя призванною к тому, чтобы руководить и повелевать, часто толкала его к самообману насчет действительного положения вещей. Его ближайшим стремлением было объединение славянской и немецкой демократии против русского царизма, тогдашней главной опоры абсолютизма; а его многочисленные личные связи с единомышленниками во всех областях Австрии, равно как в Польше и России, заставляли его считать достижение этой цели гораздо более близким, чем оно является и по сей день».

Готовясь к своей защите перед саксонским судом, Бакунин конкретизировал свой ответ: «Я — русский и сердечно люблю мое отечество, но вольность я люблю еще более, а любя вольность и ненавидя деспотизм, я ненавижу русское правительство, которое считаю злейшим врагом свободы, благосостояния и чести России».

Привожу характерный образчик одного из типичного обращения Михаила к Татьяне из общего письма, написанного спустя почти восемь месяцев после заключения в Петропавловскую крепость, после того как Бакунину было разрешено изредка писать домой: «Теперь обращаюсь к тебе, моя Татьяна. Если б я хотел высказать все, что я к тебе чувствую, все, что я о тебе думаю, как я люблю тебя, то я никогда не кончил бы, а потому лучше и не стану начинать; ты ведь и без слов поверишь и почувствуешь. Ты больше, чем все другие, — моя, моя крепостная девочка или, лучше сказать, старушка; мученица за всех и лучшая из всех; ты так же, как и я, живешь не своею жизнью, с тою только разницею, что жизнь твоя не ограничивается чувствами, а есть беспрерывное, живое, благодетельное дело самой святой и горячей любви».

В свою очередь, письма Татьяны к Мишелю, когда тот еще находился на свободе, переполнены неземным восторгом, доходящим до обожествления: «Когда я слушаю тебя и гляжу на святое вдохновенное выражение твоего лица, мне делается так легко, так свободно и светло, как будто бы через тебя открывается мне воля самого Бога. <���…> Я чувствую себя такой счастливой в эту минуту. Божественная гармония распространилась во всем моем существе. Мое сердце так полно пламенной любви к этому Богу, которого ты учишь нас постигать, к тебе, ко всем моим друзьям, наконец, ко всем созданиям… <���…>»

Александр Михайлович скончался, так и не встретившись со старшим сыном, 6 декабря 1854 года.

Незабвенная муза Пушкина А. П. Керн находилась с Бакуниными в двойном, хотя и дальнем, родстве. Во-первых, урожденная Полторацкая, она приходилась племянницей Павлу Марковичу Полторацкому — отчиму Варвары Александровны Бакуниной. Во-вторых, вторым мужем (младшим ее на двадцать лет) стал А. В. Марков-Виноградский, фамилию которого, она, естественно, приняла. На сестре Маркова-Виноградского — Елизавете — был женат брат Михаила Бакунина — Александр. А. П. Керн часто бывала в Прямухине, вместе со всей бакунинской родней переживала за судьбу Михаила, заточенного в Шлиссельбургской крепости, знала все подробности хлопот о смягчении его участи. В Прямухине скоропостижно скончался от рака муж А. П. Керн — А. В. Марков-Виноградский и был похоронен в прямухинском некрополе рядом с Троицкой церковью. Сюда же по оставленному завещанию должны были доставить и гроб с телом А. П. Керн, но весенний разлив реки Тверцы помешал выполнить последнюю волю Анны Петровны. (В настоящее время ее могила — место паломничества молодоженов — находится близ автомобильной трассы на Торжок.)

В декабре 1854 года Е. М. Бакунина возглавила отряд сестер милосердия, прибывший в осажденный Севастополь и поступивший в непосредственное распоряжение Н. И. Пирогова. Е. М. Бакунина проработала на самом тяжелом участке — главном перевязочном пункте, сутками не отходила от операционного стола и ассистировала до пятидесяти операций подряд.

Это стало возможным, так как ее сестра Екатерина была замужем за комендантом Петропавловской крепости И. А. Набоковым. Всего же у отца Ивана, Елизаветы и Екатерины Пущиных было двенадцать детей.

Потанин добился своего, поступил в Петербургский университет, возглавил в нем сибирское землячество, но вскоре был арестован за участие в студенческих волнениях. В 1865 году он вернулся в Томск, где стал секретарем губернского статистического комитета и руководителем «Томских губернских ведомостей». За участие в движении так называемого «сибирского областничества», ставившего своей целью автономию Сибири, был приговорен к пяти годам каторги. После ее отбытия амнистирован по ходатайству Русского географического общества и совершил несколько путешествий в Центральную Азию и Монголию. Обширное географическое, этнографическое, фольклорное, эпистолярное и общественно-политическое наследие Потанина не потеряло актуальности по сей день, а в некоторых аспектах намного опередило время и еще ждет своего часа.