Виктор Еремин - 100 великих литературных героев

Некрасова можно цитировать до бесконечности, но не о России в данном случае речь, а о принципиальной несхожести народных мстителей России и западного мира.

Итак, Робин Гуд – защитник обездоленных, враг насильников и власть имущих грабителей. Изначально благородный, справедливый, неподкупный, грабил только богатых, щадил и награждал бедняков, не делал никакого зла женщинам и, в силу своей идеальности, совершенно неправдоподобный. Недаром в английском обществе утвердился образ весельчака Робина Гуда. И все, что связано с ним, преисполнено радости, света и благородства.

По традиции, Робин Гуд не мстит злодеям, но лишь пытается, впрочем, бесполезно, установить справедливость. В этом и заключается его отличие от русского Кудеяра, который избран в носители Божьего возмездия злодеям во власти и богатстве, определенных народом гораздо большими, недостойными Божьего прощения святотатцами, чем самый лютый разбойник. Именно поэтому Кудеяр подобен необузданной стихии – могучей, сгущающейся туче, которая, в конце концов, взрывается и обрушивает на негодяев не свой, но Божий гнев, изничтожая их вместе со всеми пособниками, а возможно, и с потомством. И если легковесные подвиги Робина Гуда приводят только к благосклонному прощению разбойника королем, то для Кудеяра казнь народного врага становится искуплением пред Всевышним всех тяжких преступлений прошлых разбоев:

Западноевропейские, в первую очередь английские историки, приложили огромные усилия, чтобы найти реальное историческое лицо, хотя бы относительно соответствующее созданному народом образу Робина Гуда. [38]Безуспешно.

Впервые Гуд упоминается во второй половине XIV в. в «Хронике скоттов» Джона из Фордуна. Как литературный герой он впервые появился в поэме Уильяма Лэнгленда «Видение о Петре Пахаре», где Леность похваляется тем, что хотя она и не очень тверда в вере, но зато знает «песни о Робине Гуде и Рандольфе, графе Честерском».

Об идеальном же герое Робине Гуде впервые сказано в «Истории Англии» Джона Стоу. Именно Стоу указал на то, что Робин Гуд разбойничал во времена Ричарда I Львиное Сердце и его брата Иоанна Безземельного.

По предположению ученых прототипом разбойника стал литературный герой – Гервард, о похождениях которого рассказывается в средневековой латинской хронике XII в. «Деяния Герварда». В меньшей мере соответствует жизнеописанию Робина Гуда «История Фолька», в которой повествуется о разбойнике времен короля Иоанна Безземельного.

В цикл о Робине Гуде входят песни и баллады, сложенные на основе пяти главных сюжетов предания. Предполагается, что ранее все они входили в одно произведение, созданное на рубеже XIV–XV вв. Всего ныне известно 40 баллад о разбойнике в зеленых, под цвет листвы, одеждах из Шервудского леса близ Ноттингема. Впервые полностью они были опубликованы в XIX в.

Невозможно говорить о Робине Гуде и не упомянуть о его ближайших друзьях. Прежде всего, это Мэриан – возлюбленная Робина, затем его помощник – Малыш Джон, а также брат Тук – беглый монах.

Образ Робина Гуда несколько столетий жил преимущественного в легендах, хотя имя разбойника неоднократно упоминалось и в литературных произведениях. Писали о Робине и У. Шекспир, и Б. Джонсон, и Д. Китс.

В 1765 г. Т. Перси издал сборник баллад «Памятники старинной английской поэзии», после чего в мире пробудился великий интерес к английским балладам. В этот сборник вошел и цикл баллад о Робине Гуде. Но мировую известность разбойнику из Шервудского леса принес Вальтер Скотт, под влиянием книги Перси сделавший Робина Гуда одним из главных героев романа «Легенда о доблестном рыцаре Айвенго». С этого времени истории о Робине Гуде стали популярными во всем мире и остаются таковыми по сей день, а сам разбойник превратился в олицетворение народного защитника слабых.

Особую роль в литературной судьбе Гуда сыграл сборник Г. Пайла «Славные приключения Робин Гуда», увидевший свет в 1883 г. Писатель литературно обработал все баллады и легенды о благородном разбойнике и его молодцах.

В англоязычном мире эта книга по сей день считается основным художественным произведением о Робине Гуде.

«Я ожидал получить большое эстетическое наслаждение, но, прочтя одно за другим считающиеся лучшими его произведения: “Короля Лира”, “Ромео и Юлию”, “Гамлета” и “Макбета”, я не только не испытал наслаждения, но почувствовал неотразимое отвращение, скуку и недоумение о том, я ли безумен, находя ничтожными и прямо дурными произведения, которые считаются верхом совершенства всем образованным миром, или безумно то значение, которое приписывается этим образованным миром произведениям Шекспира… Долго я не верил себе и в продолжение 50-ти лет по нескольку раз принимался, проверяя себя, читать Шекспира во всех возможных видах, – и по-русски, и по-английски, и по-немецки… читал по нескольку раз и драмы, и комедии, и хроники – и безошибочно испытывал одно и то же: отвращение, скуку и недоумение. Сейчас, перед писанием этой статьи, 75-летним стариком, желая еще раз проверить себя, я вновь прочел всего Шекспира… и с еще большей силой испытал те же чувства, но уже не недоумения, а твердого, несомненного убеждения в том, что та непререкаемая слава великого, гениального писателя, которой пользуется Шекспир и которая заставляет писателей нашего времени подражать ему, а читателей и зрителей, извращая свое эстетическое и этическое понимание, отыскивать в нем несуществующие достоинства, есть великое зло, как и всякая неправда». [39]

Лев Николаевич Толстой, особенно на старости лет, часто эпатировал публику неожиданными, нередко малодоказательными суждениями. Однако если его нравственно-этические или социально-политические высказывания слишком часто и неизбежно вызывают резкое неприятие, [40]то высочайший литературный вкус и непревзойденное художественное чутье писателя сомнению не подлежат. А именно с этих позиций, как утверждает сам Толстой, и судит он о творениях Шекспира.