Мария Котова - В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец»

242. Мы <���с синеглазкой> уже не могли прожить друг без друга ни часа. Мы ходили по холодным, пустынным залам музеев западной живописи (Морозова и Щукина). — Нынешнее здание Академии художеств на Пречистенке (д. № 21) было куплено в 1890-х гг. купцом И. А. Морозовым, который в начале следующего века начал приобретать произведения западноевропейской живописи. В коллекции Морозова были полотна Гогена, Матисса, Сезанна, Ван Гога, Боннара и др.; в русской части собрания (около 300 работ) были представлены Левитан, Коровин, Врубель и др. После Октября 1917 г. коллекция была национализирована и превращена во Второй музей нового западного искусства. Великолепную коллекцию новой французской живописи собрал в своем доме в Бол. Знаменском переулке (ныне — ул. Грицевецкая, д. 8) и С. И. Щукин. Ему удалось приобрести произведения Моне, Гогена, Матисса, Пикассо и других выдающихся живописцев. В 1918 г. собрание Щукина было объявлено Первым музеем нового западного искусства. В 1929 г. щукинское собрание было переведено на ул. Кропоткинскую (бывшая Пречистенка) в д. 21 — объединено с морозовской коллекцией. В 1947 г. музей был расформирован, часть его фондов была отправлена в Музей изобразительных искусств им. Пушкина, часть — в ленинградский «Эрмитаж».

243. Мы сидели в тесных дореволюционных киношках, прижавшись друг к другу, и я поражался, до чего синеглазка похожа на Мери Пикфорд. — Ср. в ст-нии К. «В кино» (1923): «В фойе ресниц дул голубой сквозняк: // Сквозь лелины развеерены Мери. // Но первый кто из чьих ресниц возник — // Покрыто мраком двух последних серий» (Цит. по: Катаев В. П. Собр. соч.: В 10-ти тт. Т. 10. М., 1986. С. 649).

244. Мы смотрели в Театре оперетты «Ярмарку невест», и ария «Я женщину встретил такую, по ком я тоскую» уже отзывалась в моем сердце предчувствием тоски <���…>

…и мы слушали «Гугенотов» в оперном театре Зимина. — Ср. в рассказе «Медь…»: «Вот там стоял <���К. — Коммент.> и читал стихи. Затем опера. „Гугеноты“ с плохим ансамблем» (БЭ. С. 49). Жених из Киева также упоминается в рассказе К.: «Она не может не уехать. Дома ее ждут. Ждут родные, ждут словари, ждет мальчик, обещавший застрелиться, если она не приедет» (БЭ. С. 46). Отметим, что в начале 1920-х гг. было как минимум два коллектива, носивших название «театр оперетты». 1-й — Театр оперетты на Бол. Дмитровке в д. 17 (в помещении известного до революции кабаре «Максим», устроителем которого был известный антрепренер, «московский мулат» Томас). В труппе этого театра, в частности, выступал Г. Ярон. Второй театр оперетты «Эрмитаж» — работал в одноименном саду, в Каретном ряду (в труппу этого театра входил Л. Утесов). Оперная труппа С. Зимина давала спектакли в д. 6 на Большой Дмитровке, построенном в 1894 г. арх. К. Терским для частного театра купца Г. Солодовникова. С 1896 по 1904 гг. на этой сцене можно было видеть представления оперы Саввы Мамонтова. Затем она перешла в руки третьего частного театрального коллектива — оперы С. Зимина. После Октября 1917 г. «театр акционерного общества С. И. Зимина» (именно так он назван в справочнике «Вся Москва» на 1923 г.) продолжал некоторое время работать там же, где и раньше — в доме № 6 на Большой Дмитровке. Сейчас в этом здании — московский Театр оперетты.

245. … и в ожидании следующего свидания я как одержимый писал ночью в Мыльниковом переулке: «Голова к голове и к плечу плечо <���…> А над темным партером повис балкон и барьер), навалясь, повис <���…> „До свиданья: я буду в шесть“…» — К. без ошибок цитирует свое ст-ние «Опера» (1923).

246. Из всех этих строф, казавшихся мне такими горькими и такими прекрасными, щелкунчик признал достойной внимания только одну-единственную строчку: «…и барьер, навалясь, повис…» Остальное же с учтивым презрением он отверг, сказав, что это — вне литературы. — Ср. с позднейшим признанием К.: «Мандельштам браковал все, что я написал, но находил одну-две настоящие строчки, и это было праздником и наградой» (Цит. по: Панкин Б. На грани стихий // Новый мир. 1986. № 8. С. 250).

247. …Он расхаживал по своей маленькой нищей комнатке на Тверском бульваре, 25. — Где О. Мандельштам проживал с апреля 1922 по начало октября 1923 гг.

248. Как раз в это время он <���Мандельштам> диктовал новое стихотворение «Нашедший подкову». — Которое было написано в 1923 г.

249. … он зажмурился с несколько раздраженной кошачьей улыбкой, что, впрочем, не мешало ему оставаться верблюдиком. — Ср. в мемуарах художника В. А. Милашевского: «„Верблюдик“ — назвал его <���Мандельштама. — Коммент.> один из наших писателей <���К. — Коммент.>, который не всегда, но иногда бывает метким. Не „верблюд“ — это совсем не смешно, а вот „верблюдик“ — забавно» ( Милашевский В. А. Мандельштам / Публ. В. Д. Добромирова // Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания. Воронеж, 1994. Вып. 2. С. 94). Ср. также в «Воспоминаниях» Н. Я. Мандельштам: «В Ташкенте во время эвакуации я встретила счастливого Катаева. Подъезжая к Аральску, он увидел верблюда и сразу вспомнил Мандельштама: „Как он держал голову — совсем, как О. Э.“» (Воспоминания. С. 299).

250. … щелкунчик <���…> продолжал диктовать высокопарно-шепелявым голосом с акмеистическими завываниями. — Ср. в дневниковой записи Ал. Блока от 22.10.1920 г.: «Сначала невыносимо слушать общегумилевское распевание» ( Блок А. А. Дневник. М., 1989. С.304).

251. …свой благородный груз… — Он нагнулся, взял из рук жены карандаш и написал собственноручно несколько следующих строк.

Это была его манера писания вместе с женой. — Ср. в воспоминаниях Н. Я. Мандельштам: «…требовал, чтобы я скорее чинила карандаши и записывала <���…> Окончательные тексты обычно записывались мной под диктовку» (Вторая книга. С. 164, 388).

252. …даже письма знакомым, например мне, из Воронежа. — Письма О. Мандельштама К. из Воронежа (где поэт отбывал ссылку с конца июня 1934 г. по середину мая 1937 г.), по-видимому, не сохранились.

253. Впрочем, в тот раз он диктовал, кажется, что-то другое. Может быть: «…И военной грозой потемнел нижний слой помраченных небес <���…> И с трудом пробиваясь вперед в чешуе искалеченных крыл, под высокую руку берет побежденную твердь Азраил…» — Из ст-ния О. Мандельштама «Ветер нам утешенье принес…» (1922).

254. Не эти ли стихи погрузили меня тогда, на рассвете, на ступеньках храма Христа Спасителя, в смертельное оцепенение, в предчувствие неизбежной мировой катастрофы…

Но нет! Тогда были не эти стихи. Тогда были другие, чудные своей грустью и человеческой простотой в этой маленькой комнатке. Стансы: «Холодок щекочет темя <���…> Видно, даром не проходит шевеленье этих губ, и вершина колобродит, обреченная на сруб». — Полностью цитируется ст-ние О. Мандельштама 1922 г.