Александр Лавров - От Кибирова до Пушкина

Все это непременнонужно написать.

Сегодня же у меня письмо от Ек<���атерины> Ал<���ексеевны> [21] Екатерина Алексеевна Бальмонт (урожд. Андреева; 1867–1950) — переводчица, мемуарист. Вторая жена К. Д. Бальмонта. , она пишет, что К<���онстантин> Д<���митриевич> [22] К. Д. Бальмонт. не едет в Индию, а что он сегодняуже в Лондоне [23] Завершив свое продолжительное путешествие по странам Центральной Америки, Бальмонт в июле 1905 года вернулся в Европу (в Лондон, оттуда — в Париж). (мое предчувствие опять оправдалось!), затем едет в Париж и в Меррекюль [24] Меррекюль (Мерекюль) — дачный поселок в Эстляндской губернии на берегу Финского залива; популярное место отдыха в начале XX века. Ныне не существует. Летом 1903 года Бальмонт жил в Меррекюле, где написал большинство стихотворений, составивших сборник «Только Любовь» (М., 1903); одно из стихотворений этого сборника называется «Меррекюль» («Ветры тихие безмолвны…»). Однако в августе 1905 года, вернувшись в Россию, Бальмонт выбрал для отдыха не Меррекюль, а соседний поселок — Силламяги, где провел конец августа и большую часть сентября. , где надеется встретить ее. Но Ек<���атерина> Ал<���ексеевна> уже телеграфировала ему в Лондон, что она советует ему поехать прямо морем в Петербург из Лондона, не заезжая в Париж, — разумеется, это будет самое лучшее — и тогда Ек<���атерина> Ал<���ексеевна> выедет и встретит его в Меррекюле.

Я не знаю никого прекраснее Екат<���ерины> Алекс<���еевны> Бальмонт [25] В своих воспоминаниях М. В. Сабашникова упоминает о том, что «Екатерина Бальмонт была первым человеком, у кого она <���Минцлова> нашла более глубокое понимание» ( Волошина М. (М. В. Сабашникова). Зеленая Змея. История одной жизни. С. 124). .

Вот Вам все известия о Ваших, какие я могу дать, мне кажется, это будет Вам приятно узнать поскорее.

Да, Серг<���ей> Вас<���ильевич> выздоравливает [26] Сергей Васильевич Сабашников (1873–1909), основавший в 1891 году со своим братом М. В. Сабашниковым (1871–1943) известное московское книгоиздательство М. и С. Сабашниковых. 23 мая 1905 года был ранен психически ненормальным кредитором, оперирован в Москве немецким профессором Краузе, а затем доставлен в его берлинскую клинику. См. подробнее: Записки Михаила Васильевича Сабашникова / Подг. текста А. Л. Паниной и Т. Г. Переслегиной; Предисл. и примеч. А. Л. Паниной. М., 1995. С. 292–296 (глава «Ранение брата Сережи»). .

О Париже я еще напишу Вам — и, разумеется, я буду рада, если М<���аксимилиан> Александрович> будет писать Вам все про меня. Но именно о Лондоне я не писала почти никому ничего — кроме М<���аксимилиана> А<���лександровича> и Ек<���атерины> Ал<���ексеевны> (отчасти) — и я Вам все напишу, как только соберусь с силами, потому что Вы это поймете, я знаю. Сейчас не могу, потому что измучена и потрясена впечатлениями до изнеможения и полного уничтожения почти.

Но еще хочу рассказать Вам немного о Сомове [27] Имеется в виду художник Константин Андреевич Сомов (1869–1939). . Он только что уехал в Россию — и я должна сказать, что эти дни после моего возвращения из Англии он на меня и на всех нас производил самое лучшее впечатление. В нем вспыхнул вдруг неожиданно тот священный огонь, загорелась какая-то нежность души, какая-то страшная чуткость и отзывчивость. Последний вечер ( воскресенье23<-го>) накануне его отъезда и нашего с М<���аксимилианом> Александровичем> в Руан мы провели вчетвером, я, Чуйко [28] Михаил Самойлович Чуйко (1875–1947?) — художник. В 1900-е годы жил в Париже; член парижского кружка русских художников «Монпарнас». Знакомый М. В. Сабашниковой с 1901 года. Арестован в 1938 году; в мае 1939-го приговорен ОСО при НКВД СССР к ссылке в Казахстан на 5 лет. Реабилитирован в 1998 году. , Сомов и Волошин, мы бродили по старому Парижу. Я взяла руку Сомова — и он не выпускал ее все время, всю ночь почти, пока мы бродили, — и он так слушал, так звучал в ответ всему тому, что я рассказывала ему, — у меня осталось самое лучшее, самое светлое воспоминание о нем, и я обещала ему написать скоро в Петерб<���ург> ему (так! — К. А.) — конечно, я это сделаю, и на днях же.

Что касается Макса [29] В своих письмах того времени Минцлова нередко называла Волошина сокращенно — Макс. Алекс<���андровича>, — я очень сблизилась с ним, мы видаемся постоянно, и он много светлого и радостного дает мне. Я вижу в нем пробуждение новой жизни, новой личности, сильной и своеобразной. Эти два дня в Руане мы почти все время были вместе — только от одного часу ночи до девяти утра мы расходились и засыпали мертвым сном по нашим комнатам, на верхушке фантастичного отеля на берегу Сены, горевшей странными тревожными огнями. Но я думаю, Вы все это уже знаете из писем М<���аксимилиана> А<���лександровича>. Целую Вас, дорогая и любимая. До завтра, т. к. сейчас я падаю от усталости. Но я завтра кончу это письмо. Все времяя ни на один день не забывала Вас — Я люблю Вас и думаю о Вас все время, постоянно и неизменно. — Вы для меня — радость; и счастье для меня — воспоминанье о Вас, об этих одиннадцати днях с Вами в Париже. Ведь я знаю, я увижу Вас скоро, мне так кажется, по крайней мере. Вы знаете ведь, что Макс А<���лександрович> собирается скоро в Цюрих? [30] Летом 1905 года Волошин дважды покидал Париж, чтобы навестить Сабашникову в Цюрихе: с 20 июля (2 августа) по 5 (18) августа и с 14 (27) августа по 24 августа (7 сентября). Он тогда много расскажет Вам обо мне. Чуйко я видаю часто и много. Он — прелестный, и для меня это настоящий праздник видать его. Если он и не пишет Вам, то во всяком случае вспоминает Вас постоянно и ежечасно, могу заверить. Писать меня он уже начал, сделал один набросок — я не знаю, удачен он или нет, т. к. вообще не знаю себя и своего лица, — но меня поразила красота и странность рисунка — я не знала, что такая глубокая ночь у меня в углах глаз и в концах рта. Ну, завтра утром я кончу письмо. До завтра, милая, милая —.

Среда, 26 июля.

С трудом поднялась сегодня, после этих дней Руана я чувствую огромную усталость — я боюсь, Вы не разбираете моих слов, ведь мои руки и слова очень быстро становятся невнятны, когда я начинаю волноваться. Я Вам напишу скоро еще раз, милая. Сейчас мне хочется ответить на то, что Вы говорите о теле, о его победе конечной над духом. Что касается меня лично — это мой главный недостаток, переутонченность и безграничность впечатлительности. А. Безант сразу обратила на это внимание, и это главное, с чем надо мне будет бороться… С усталостью своей я легко справляюсь — я совсем не считаюсь с ней, и когда ощущаю ее, я поступаю совсем так же, как если бы ее не было. Например, вчера я легли спать около пяти утра, после потрясающих сказочных впечатлений этих двух дней. Но я поступила сегодня так же, как всегда, не считаясь с усталостью, — я встала в 8 ч<���асов> и не думаю совсем о ней, и она уходит тогда сама наконец, т. к. утомление и боль не выносят равнодушия и невнимания, они требуют заботы и ухода за со бой. Что касается Вас, я думаю не так: мое мнение, убеждение мог глубокое таково, что сейчас, в этот момент, надо Вам заботиться о теле, об организме — об этом футляре, о котор<���ом> А. Безант требует, чтобы очень заботились, т. к. его сила и состояние много значат для работы в высших сферах, и <���это> имеет большую важность. Это А. Безант говорила в лекции своей «Об оккультизме» [31] Вероятно, имеется в виду лекция, прочитанная А. Безант в Париже 15 июня 1905 года. . И Вам нужно поработать над Вашим футляромсейчас. У Вас есть несоразмерность духа с телом, и от этого страдает тело, т. к. оно у Вас слабее. Мне так жаль, что мы не с Вами. Я знаю, что если бы у нас был месяц времени, я могла бы помочь Вам вступить на путь победы над организмом. Первое и главное сейчас— сделайте так, чтобы у Вас не было головных болей. Это возможно. Обратите внимание, отчегоони идут, — это не только от впечатлений, ведь в Париже это было у Вас редко? Я Вам буду помогать немного на расстоянии — это можно, я это знаю. Целую Вас, дорогая, до свидания!