Борис Козлов - Друг или враг?

Машина Ньюкомена была по сути дела не паровой, а пароатмосферной, поскольку сила пара в ней служила лишь для подъема поршня и опускания штанги насоса. Настоящей паровой машиной она стала лишь после того, как Уатт внес в ее конструкцию коренные изменения: он ввел конденсатор и заставил пар высокого давления действовать попеременно на обе стороны поршня, Далее последовало введение центробежного регулятора хода поршня и преобразование прямолинейного хода поршневой штанги во вращательное с помощью коленчатого вала. Патент на универсальный паровой двигатель был получен 5 января 1769 года.

В 1785 году была построена первая фабрика, применившая паровой привод к прядильным машинам. В 1785–1800 годах для хлопчатобумажной промышленности Великобритании изготовлены уже 82 паровые машины. В самом начале XIX века промышленность страны располагала 312 двигателями общей мощностью 5 тысяч 210 лошадиных сил. А в 1810 году число паровых машин в Великобритании равнялось уже 5 тысячам.

В 1807 году Роберт Фултон спустил на воды реки Гудзон свой первый пароход. 25 июля 1814 года Джордж Стефенсон демонстрировал публике поезд из локомотива и восьми вагонов, пущенный по узкоколейке для перевозки угля. Шестнадцать лет спустя начала действовать первая в мире железная дорога общего пользования между Ливерпулем и Манчестером.

В чем секрет ошеломляющего революционного воздействия изобретений Уатта на технический прогресс? Фабрики перестали быть привязанными к рекам. Мощный, компактный и надежный двигатель стал основой международной «сосудистой системы» промышленности— транспорта. Разнообразные применения паровой машины превратили XIX век в глазах современников в век пара. Так, можно сказать, одним ударом была добита мануфактурная промышленность, уступившая место фабрикам и заводам, крупной машинной индустрии.

Интересно, что и здесь, как в истории текстильной промышленности, мы можем проследить целый фейерверк технических новшеств, последовавших за изобретениями Уатта, подлинную цепную реакцию в сфере технического прогресса.

Резкое повышение спроса на паровые машины, изготовление которых требовало особой и трудно достижимой в те времена точности, дало толчок совершенствованию металлообрабатывающих станков. Повысился спрос на металлы, что потребовало увеличения добычи угля и металлических руд. Бум в металлургической и горной промышленности в свою очередь создал дополнительный спрос на паровозы и пароходы, подъемное оборудование и железнодорожные рельсы, на чугунные и стальные конструкции. Добыча минералов из недр земли и их промышленная переработка нарастали с каждым годом. Обеспечение горной промышленности и металлургии сырьем стало предметом особого внимания национальных правительств, задачей государственного масштаба, по крайней мере, столь же важной, как рынки сбыта для продукции, выпускаемой отечественной промышленностью. Стремление правительств капиталистических государств к захватам новых территорий получило новый мощный и очень опасный для человечества стимул. И никого на свете пока не беспокоило, что трубы заводов и металлургических предприятий извергают в атмосферу все больше ядовитого дыма, что шахты и терриконы ложатся как шрамы на лик Земли, а поля и леса пересекаются стальными магистралями железных дорог. Возрастающая техническая мощь человечества не вызывала у людей никаких других чувств, кроме гордости, уверенности в собственных силах. Профессия инженера становилась одной из самых престижных. Именно тогда, в период расцвета еще молодого, полного сил капиталистического производства, возник и был признан обществом призыв покорить природу, перестроить ее до основания.

Очень мало кого беспокоила в те годы и судьба беззастенчиво порабощаемых технически развитыми странами народов. Подобно тому, как некогда все племена, не входившие в состав империи, обозначались римлянами одним словом: варвары, ныне все население слабо развитых в техническом отношении стран объявлялось дикарями. Колониальный разбой прикрывался флером рассуждений о якобы цивилизаторской миссии белых по отношению к цветным. Полное разрушение национальных традиций, ценностей духовной культуры, зачастую более гуманной и древней, чем культура вооруженных техникой европейцев, голод, болезни и вымирание— вот что несла с собой техническая цивилизация XIX века. Колониальные войны, поспешный раздел мира между технически развитыми странами — это тоже одно из косвенных, но важных последствий технического прогресса, его резкого ускорения после старта — промышленной революции.

Глубочайшее и до сих пор не преодоленное противоречие между объективно создаваемыми развитием техники возможностями социально-экономического прогресса и реальным использованием технических достижений порождено действиями узких социальных групп, использующих технический прогресс для удовлетворения собственных эгоистических потребностей и противостоящих интересам остальных людей.

Неизбежен вопрос: кто виноват? Техника сама по себе? Ее изобретатели? Может быть, Разум, выпустивший из бутылки джинна технического прогресса задолго до того, как были созданы средства его обуздания? Ответ на эти и подобные вопросы представляется очевидным: не технические средства, а те, кто их применяет, кто определяет цели и порядок их использования, несет ответственность за направления и последствия технического прогресса.

На памятнике Джеймсу Уатту в Вестминстерском аббатстве значится:

Его гению удалось

путем опыта

усовершенствовать паровую машину.

Благодаря этому он умножил

богатства своего отечества,

увеличил мощь людей

и поднялся до высоких ступеней

среди великих деятелей науки,

этих истинных благодетелей человечества.

Мы можем с глубоким уважением к великому изобретателю Джеймсу Уатту присоединиться к оценке его труда, данной друзьями и современниками.

В отличие от промышленной революции XVIII–XIX веков, от новейшей революции в естествознании, последовавшей на рубеже XIX и XX веков, переворот, о котором пойдет речь дальше, остался если не вовсе незамеченным, то и не очень осмысленным, а главное — недостаточно оцененным.

С одной стороны, все историческое развитие техники и природопреобразующей деятельности вело к тому, что рано или поздно господство людей над природой должно было стать свершившимся фактом. Долгие века об этом мечтали лучшие умы человечества. Мечта была заманчивой, тенденция — очевидной, а польза грядущего переворота в исторических отношениях человека и природы казалась бесспорной. Не об осуществившейся ли мечте рассказывают мифы о золотом веке, легенда об Атлантиде, утопии Платона, Кампанеллы, Томаса Мора?