Евгений Добренко - История русской литературной критики

Полностьюкритическая задача будет выполнена именно тогда, когда критик соотнесет художественную систему данного автора к эстетической норме всей советской литературы, т. е. к художественному методу социалистического реализма. А это и есть наша норма, в некоторых отношениях лежащая где-то вне творчества отдельных советских писателей: норма, реализуемая творчески одними писателями больше, другими меньше [58] Там же. С. 192. .

В то же время опора на читателя, в 1920-х годах служившая обоснованием многих наиболее радикальных форм критической практики, сохраняется вплоть до середины 1930-х:

Отзывы читателя должны использоваться не только как таковые, но и как составной элемент самостоятельной творческой работы критика. Приступая к оценке произведения, критик должен провести работу, отчасти сходную с той, которую провел писатель, создавая это произведение. Он должен поработать с читателем той среды, которая изображена в произведении, а также с читателем, на которого оно рассчитано. Таким образом, он получит живой материал и о правдивости изображения, и о том, как оно воспринимается [59] Бутковский Г. О читателе-критике, о проблемах комсомола и о прочем // Молодая гвардия. 1934. № 3. С. 135. .

И только после съезда писателей становится ясно, что именно должен принести критик в писательскую среду. Как объяснял один из руководителей нового Союза Иван Гронский, перед критиками стоит небывалая задача: «Изумительные по своей сжатости и ясности алгебраические формулы И. В. Сталина наши критики и писатели должны перевести на язык арифметики» [60] Гронский И. Съезд мастеров литературы // Новый мир. 1934. № 8. С. 11. .

Больше чем когда-либо роль критика требовала однозначных и безошибочных (алгебра/арифметика!) суждений и оценок. «Писатель — инженер человеческих душ. Но кто же тогда критик? — задавался вопросом Владимир Киршон. — Я думаю, что критик тоже инженер человеческих душ. Есть, однако, разница между ними. Если писатель — инженер-строитель, инженер-конструктор, то критик — инженер-консультант, инженер-приемщик, оценивающий продукцию» [61] Киршон В. Счет критике // Театр и драматургия. 1935. № 4. С. 8. . Отсюда — вопрос об «ответственности наших критиков» в оценке произведений, требование избавления от «необоснованных отзывов вкусовщины»: «должны быть найдены какие-то организационные формы, которые позволяли бы уничтожить вредный разнобой» в оценках [62] Там же. С. 10. .

Поиск «организационных форм» привел к созданию такой системы, в которой различные издания перестали отличаться друг от друга. В 1936 году Исай Лежнев следующим образом прилагал к советской ситуации мысль Белинского о том, что в журнале должно быть «известное направление, известный взгляд на вещи»:

Если можно говорить об «известном направлении, известном взгляде на вещи», то только в том смысле, что они в журнале в большинстве случаев не противоречат взглядам партии [63] Лежнев И. О журнале всерьез // Большевистская печать. 1936. № 8. С. 21. .

Итак, в 1930-х годах критика окончательно теряет функции регулятора литературного процесса, сам критик утрачивает право самостоятельной оценки, независимого суждения, выбора материала для анализа. Как пишет историк советской художественной критики,

критика перестает быть собственно критикой, а становится чем-то иным — при том, что в стране регулярно выходят журналы по искусству, более или менее часто публикуются книги о современных художниках и статьи в массовых изданиях. Единовластное право регулирования художественного процесса — то есть критики — передается теперь в недра сложившейся административной системы, которая через сложную структуру выставкомов, худсоветов, закупочных комиссий присваивает себе право оценивать и направлять искусство, отобрав его у отлученного от этой деятельности критика. Критику теперь прямо указывают, что писать, о ком писать и как писать [64] Ковалев А. А. Самосознание критики: Из истории советского искусствознания 1920-х годов. С. 377–378. .

С поправкой на институциональную специфику, все это в равной мере относимо и к критике литературной.

Присутствие критики в литературном процессе первых лет войны практически неощутимо. На специальном заседании Президиума Союза советских писателей в августе 1942 года констатировалось: «критика является сейчас самым узким местом в нашем литературном хозяйстве. Она с грехом пополам справляется с рецензированием книжных новинок и не дает обобщающих, ведущих проблемных статей» [65] Д. К. О литературной критике: На заседании президиума Союза писателей // Литература и искусство. 1942. 2 августа. С. 4. . В годы войны доминировал утилитарный подход к критике («В обстановке отечественной войны критика должна стать средством идейной пропаганды, оружием духовного воспитания народа» [66] О художественной критике [Передовая] // Литература и искусство. 1943. 24 апреля. ); требование «прямого отклика» и мобилизации в ущерб эстетическим сторонам анализируемых произведений, интерес к которым может «толкнуть критику на неверный путь» и не позволить ей выразить «общенародную точку зрения на данное произведение» [67] Д. К. О литературной критике: На заседании президиума Союза писателей. .

Сложившаяся ситуация была вызвана не только условиями войны, но и институциональным кризисом, связанным с Постановлением ЦК ВКП(б) о критике и библиографии 1940 года. Этим постановлением был закрыт журнал «Литературный критик» и критика «передана» толстым журналам, в которых она не успела «привиться». В результате, как констатировала передовая статья газеты «Литература и искусство», «зрелище, какое представляет критика в наших журналах, не может радовать […] территория, занимаемая критикой, крайне незначительна, это какие-то задворки журналов […] Крайняя степень нетребовательности, довольства тем, что есть в литературе, делает публикуемые статьи и рецензии однообразными и бесплодными». Призыв к критике «вернуть и оправдать свое назначение, быть выражением народной совести, народных потребностей, быть любящим и строгим воспитателем народной души» [68] О художественной критике [Передовая]. ставил ее в один ряд с литературой. Однако стать таким «любящим и строгим воспитателем» критика смогла только к концу войны — благодаря усилиям партаппаратчиков из Агитпропа ЦК.

Именно к этому времени окончательно сложилась новая система функционирования критики как идеологической институции; в таком виде она фактически сохранилась до конца советской эпохи. В первое пореволюционное десятилетие критика, рассредоточенная по различным борющимся литературным группировкам, занималась теоретическим обоснованием их эстетических программ и продвижением авторов. В эпоху культурной революции рапповская критика, добившаяся «гегемонии» и уже полностью управляемая ЦК, превратилась в инструмент проведения сталинской литературной политики, чьи действия были направлены главным образом на нейтрализацию «непролетарских» литературных групп. С созданием Союза советских писателей основные «критические кадры» концентрировались вокруг «Литературного критика»; а после его закрытия в 1940 году им пришлось рассредоточиться по литературным журналам.