Крейг Вентер - Расшифрованная жизнь. Мой геном, моя жизнь

Сэр Боб считал эти слова «обычным заявлением о принципах», которое может «повлиять на моральный климат» и «скорее укрепить, а не ослабить рынок». Лейн соглашался, что оно всего лишь подтверждает существующую политику: «Никто не размахивал флагами, никто не сказал, что это заявление – указание на неверный курс…»

Однако после встречи с представителем Белого дома Джозефом Локхартом у журналистов сложилось другое впечатление. На утреннем брифинге для прессы он сообщил, что президент намерен ограничить патентование результатов генетических исследований; об этом упоминалось и в интервью радиостанции CBS, и на неофициальной встрече с шумной компанией репортеров, набившихся в офис Локхарта. Этот шаг рассматривался как тяжелый удар по биотехнологическим компаниям, включая Celera .

Когда фондовый рынок, находившийся тогда на пике «необъяснимой активности», резко отреагировал на эту новость обвалом курса акций, Белый дом немедленно попытался загнать разрушительного джинна обратно в бутылку. В обеденное время Лейна неожиданно вызвали на брифинг для прессы. Еще не зная о драматических событиях на фондовом рынке, он заявил: «Хочу с полной однозначностью подчеркнуть, что заявление президента никак не связано с продолжающимися переговорами между государством и частным сектором» {182}. Присутствовавший на брифинге Коллинз воспользовался возможностью и сообщил представителям прессы, что государственная программа реализуется с опережением графика и в рамках выделенных ассигнований. С явным злорадством он признался: «Я счастлив находиться здесь в знаменательный день, когда руководители свободного мира выразили поддержку важнейшему принципу свободного доступа к последовательностям человеческого генома» {183}.

На пресс-конференции прозвучала тема «скандала с ребятами из Celera », и один из репортеров спросил, состояла ли цель заявления в том, чтобы «способствовать возвращению Вентера и компании Celera за стол переговоров, а также заключению формального соглашения о доступе к их информации». Лейн ответил, что совместное заявление «касается всех», а Коллинз повторил знакомое заклинание: «Речь идет не только о патентовании, но об оперативной публикации данных».

Когда какой-то другой журналист указал на «происходящее на глазах стремительное падение акций», Лейн ответил, что «не видит никаких причин» связывать это с теми или иными выступлениями. «Насколько мы понимаем, Celer a поддерживает данное заявление, – добавил он, однако через несколько секунд признал: – Я не знаю, известили ли Celera заранее о его содержании». В заключение он сказал нечто, вряд ли тогда успокоившее акционеров: «Мы стремимся к повышению жизненного уровня людей, и в заявлении изложены принципы, которые, на наш взгляд, способствуют достижению этой цели».

Заверения Лейна и Коллинза не возымели никакого действия, и на следующий день курс акций продолжал падать. Только Celera за два дня потеряла почти 6 миллиардов долларов оценочной стоимости, а весь рынок биотехнологических компаний – около половины триллиона долларов. Сегодня сэр Боб утверждает, что в заявлении «говорились разумные вещи», а рынок отреагировал на него «извращенным способом… [он] давно искал предлога для корректировки». Нил Лейн назвал реакцию рынка примером того, как «сравнительно мелкие события, происходящие в Белом доме, могут иметь серьезнейшие последствия».

Я находился на пути к тому, чтобы стать первым миллиардером от биотехнологии, однако стоимость моих акций уже в первые часы падения сократилась более чем на 300 миллионов долларов. Год назад я продал свою яхту, поскольку был слишком занят исследованием генома и она была мне не нужна, однако вел переговоры о покупке прекрасной сорокаметровой шхуны на юге Франции, предвкушая возможность вскоре выйти в море под парусом. Я даже организовал покраску мачт. Судно требовало наличия команды в 12 человек, само оно стоило около 15 миллионов долларов, а его эксплуатация обошлась бы мне еще в 2–3 миллиона в год. Владелец шхуны, родом из Германии, следил за рынком и повел себя порядочно, когда я сообщил, что вряд ли смогу позволить себе эту покупку. За нарушение контракта мне пришлось заплатить 30 тысяч долларов.

Сам я терял деньги, существовавшие только на бумаге, и на которые никогда не рассчитывал. В то же время за одну ночь испарились сотни миллиардов долларов, предназначенные для финансирования исследований и разработок новых лекарств. Пострадали и инвесторы, верившие в меня. Не обошлось и без юридических последствий: одна из адвокатских фирм подала на нас в суд от имени акционеров. Ее аргументы сводились к тому, что правительство наказывало Celera за срыв переговоров с Коллинзом и другими их участниками и за то, что Celera никому не сообщила о проведении этих важных переговоров. Юристы и впрямь живут в параллельной вселенной: нам предъявили иск за сокрытие факта сотрудничества, в которое мы никогда не вступали.

В условиях утечки миллиардов долларов с фондового рынка Белый дом оказался под интенсивным давлением. Через день после своего выступления президент Клинтон опубликовал поправку, в которой разъяснялось, что его заявление не должно оказывать никакого воздействия ни на патентуемость генов, ни на биотехнологическую отрасль. Но ущерб уже был нанесен, а Коллинзу и Моргану удалось привести Белый дом в большое замешательство. После обвала рынка и публикации письма в Los Angeles Times президент приказал Нилу Лейну закончить геномную войну. «Наведите там порядок… заставьте этих ребят работать вместе» {184}.

Лейн, захваченный геномным конфликтом врасплох, с удовольствием подчинился и передал это распоряжение Коллинзу. Первым ощутимым последствием стало сокращение нападок на Celera , которое Джон Салстон назвал «затыканием ртов». Он заявил: «Наступившее молчание Фрэнсиса стало важным успехом компании Celera » {185}. Я считал, что для науки наступили ужасные времена, если бесконечное очернение оппонентов может прекратить только вмешательство президента Соединенных Штатов. Тем не менее после всех встреч с представителями правительства я усвоил: лишь круглый дурак полагает, что сумеет остаться выше политики. Я опасался маневров Коллинза, призванных заставить Белый дом создать впечатление, что правительство и Wellcome Trust – единственные участники секвенирования генома, даже если они не завершат проект первыми. Триумфальная радиопередача Коллинза из Роуз-Гардена, поддержанная президентом США и премьер-министром Великобритании, оказалась бы куда действеннее любых усилий моей пиар-армии составом в одну слабую женщину.

В какой-то момент мне даже показалось, что президент начал ко мне прислушиваться. В марте 1998 года мы ужинали с Клинтонами после второго «Вечера в честь нового тысячелетия», а затем посетили их в Белом доме. Мы сидели за полночь, попивая диетическую «кока-колу», вино и пиво, и обсуждая все на свете, от лекции Стивена Хокинга до того, что президент слишком быстро застилает постель (Хиллари считала, что белье должно немного «подышать»). А потом перешли к более серьезным вопросам. Так, Хиллари выразила свое недовольство Коллинзом, заметив, что он, будучи федеральным служащим, поступает неправильно, смешивая науку с религией.