Крейг Вентер - Расшифрованная жизнь. Мой геном, моя жизнь

Это исследование также показало, что у людей с длинной версией гена, которая дает «генетическую устойчивость» к депрессии, только в 30 % случаев при тех же обстоятельствах развивается психическое заболевание. Остальная часть популяции – примерно половина всех людей – представляет собой смесь двух генотипов. Во многих других исследованиях укороченный вариант гена связывается с состоянием тревожности, вызванной личными особенностями данного человека, в том числе стремлением избежать различных опасностей и повышенной склонностью к запрещенным наркотикам. На мое счастье, у меня имеются обе копии в длинном варианте и достаточное количество серотонина.

Вместе с моим другом и советчиком Дэйвом Кирнаном я работал с юристами Applera над заключительным договором. Если в течение года я буду воздерживаться от какой-либо критики Тони Уайта, не буду делать порочащих его замечаний и вмешиваться в дела его сотрудников, к концу этого срока они отдадут мне остальную часть моих акций. Марк Адамс был в начале этого списка – он должен был остаться в компании. Но нам удалось изменить условия договора так, что Хэм, Хизер, Линн и Крис при желании могли уйти вместе со мной. Как только мы согласовали эти условия, я перестал думать о прошлом и переключился на будущее.

В течение суток некоторые из моих ближайших коллег в Celera не отвечали на мои звонки, зато другие дали ясно понять, что как только я где-нибудь устроюсь, при возможности они последуют за мной. Моя команда и ближайшие помощники хотели уволиться немедленно, но я уговорил их остаться. Я думаю, тяжелее всего это было для Линн, Криса и Хизер, потому что после моего ухода им пришлось иметь дело с Тони Уайтом, с самодовольным видом расхаживавшим по моему кабинету. Мой уход наделал много шума в прессе, но по условиям нашего соглашения я воздерживался от комментариев. В апреле мое место заняла Кэти Ордоньез, и 132 сотрудника – почти 16 % штата Celera – были уволены.

Уход из Celera оказался для меня столь болезненным, что, по словам корреспондента Forbes , однажды я даже сболтнул: «У меня столько же шансов покончить с собой, сколько умереть от какой-нибудь болезни» {207}. Даже если я и сказал так (сам я точно не помню), это скорее похоже на эффектно брошенную фразу после изрядно выпитого на вечеринке. Когда жизнь становилась особенно невыносимой, у меня был простой и эффективный способ перестать себя жалеть: стоило только вспомнить, какой потрясающей жизни, каких невероятных удовольствий и увлекательных занятий наукой я лишился бы, если б утонул тогда во Вьетнаме.

Я искал утешения в том, что всегда поднимало мне настроение: взял свою яхту и отправился в плавание по бирюзовым волнам на остров Сен-Бартелеми, шикарный маленький кусочек Франции в Карибском море. Всегда, когда я старался разобраться в собственной жизни и мне нужно было решить какие-то научные проблемы, я с надеждой смотрел в открытое море, казавшееся мне настоящим раем. Уходя под парусами подальше от суши, от мобильных телефонов и телевизора, я находил покой и время, чтобы все обдумать и восстановиться.

Каждый серьезный поворот в моей жизни сопровождался новыми морскими приключениями. Чтобы не свихнуться во Вьетнаме, я ходил под парусом на 19-футовой яхте вокруг Обезьяньих гор и на несколько миль вверх вдоль берега вблизи Дананга. Когда я писал свою докторскую диссертацию, я прошел сотни миль на маленькой открытой лодке от острова Каталина до Мексики. Когда я экспериментировал с автоматизированным секвенированием, я совершил самое большое в своей жизни путешествие под парусом – на яхте «Сириус», в волнах Бермудского треугольника. Начиная секвенирование генома человека, я пересек Атлантический океан на другой, 80-футовой яхте «Чародей», которую продал, сосредоточившись на этой экстраординарной задаче. И на сей раз, покинув Celera , я опять бороздил океан уже на новой яхте, опять готовый к новым научным свершениям.

Впервые я обратил на нее внимание, когда увидел объявление в журнале. Это была шхуна длиной 95 футов, построенная всего два года назад, почти новая. Спроектировал ее Герман Фрерз, тот же дизайнер, который создал мою предыдущую яхту «Чародей». Построена она была в Окленде и находилась в Новой Зеландии. Фрерз сообщил мне, что это «родная сестра» моей предыдущей яхты, почти такая же, как та, только корпус у нее больше, и она может достигать большей скорости. Я полетел в Новую Зеландию и прошел на ней из Окленда к вулканическим островам в заливе Хаураки. Я сразу влюбился в эту яхту и решил ее купить. Времени, чтобы плыть на ней домой, не было, и я организовал ее транспортировку грузовым пароходом во Флориду. Яхта прибыла в декабре 2000 года, и я получал громадное удовольствие, когда ходил на ней летом вблизи Кейп-Кода и берегов штата Мэн, а зимой в теплых водах Карибского моря.

В январе 2002 года я плыл под парусом в бирюзовых волнах Карибского моря и размышлял о том, чем заняться после секвенирования генома человека. Я так много энергии и души вложил в Celera , что даже подумать о том, чтобы снова начать жизнь практически с нуля, было далеко не просто. Раньше я всегда рассчитывал, что могу вернуться в TIGR, но после того, как я ушел оттуда, чтобы создать Celera , у Клэр и остальных возникла такая обида и ощущение несправедливости, что этот вариант отпал.

Я мог бы уйти из науки, лежать на берегу моря или ходить под парусом до самой смерти, но это напомнило мне одного пациента во Вьетнаме, который отчаялся и умер оттого, что ему стало слишком тяжело и больно жить. Я еще не сдался. Всю свою жизнь я был мечтателем и созидателем, и время остановиться еще не пришло. И я решил, что буду двигаться вперед, стараясь заняться чем-то новым, даже более значительным и важным, чем секвенирование генома человека.

Я сохранил бо́льшую часть своих акций Celera , но после объявления о моем уходе их стоимость упала до рекордно низкого уровня и я не смог их продать. Но мне повезло, у меня оставалось достаточно денег, чтобы обеспечить свои потребности. Я вложил 50 % акций Celera в мой фонд, который мог продавать их, когда их стоимость возрастала, в результате у меня теперь было более 150 миллионов долларов на будущие научные разработки. Именно мысли о науке, об идеях, на которые у меня раньше не было времени, постепенно вывели меня из депрессии. Нужно сделать так, чтобы результаты расшифровки генома принесли бо́льшую пользу больным людям. А еще подумать о приложении геномики к решению проблем окружающей среды. Или использовать секвенирование для изучении морской воды или городского воздуха. В мире оставалось еще так много неизведанного! И в конце концов я мог бы попытаться синтезировать саму живую материю!