Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 2

По поводу вопроса об объективности физики можно, как мне кажется, дать общий ответ на проблему о ценности научного познания. Оставим в стороне и субъективную и объективную точки зрения. Обе они, может быть, вытекают из частичного анализа. Станем на точку зрения обыденного здравого смысла. Сказать, что какая-нибудь вещь неизменна, что она необходима, это значит сказать, что у нее имеются определенные отношения с другими вещами. С помощью восприятия я получаю в общих и смутных чертах отношения между вещами. Задача науки сделать их более точными, более подробными, более полными. Наука тем самым увеличивает неизменность и необходимость этих отношений, т. е. то, что составляет их объективность.

Следовательно, какова бы ни была школа, к которой принадлежит физик, так как он всегда требует от физической теории совпадения следствий из нее с опытом, т. е. тождества выводимых с ее помощью отношений с отношениями наших представлений, то всякая физическая теория (и физическая наука целиком) имеет объективное значение. По мере развития физики объективность эта увеличивается, начинает превосходить по неизменности, точности и необходимости тех отношений, к которым она приводит, объективность своих прежних результатов, а, значит, и объективность восприятия, служившего отправным пунктом. Восприятие – и даже еще смутное чувство удовольствия или боли – было бессознательной физикой: оно было в человеческом роде началом подлинной физики. Наше восприятие – это специфический инстинкт, носящий следы психологического превосходства нашего вида. Наша наука продолжила его.

Различные ошибки и заблуждения, изменения точки зрения в теории, различия в истолковании, необходимость условных соглашений так же мало говорят против объективности физики, как обманы чувств говорят против объективности внешнего восприятия. Тот факт, что существуют ошибки, а, значит, и необходимые поправки, является скорее доказательством того, что объект существует. Существование субъективного заблуждения доказывает существование объективной истины. Тот факт, что опыт заставляет физика разрушать, а потом строить заново, если он хочет, чтобы результаты его теории сходились с результатами опыта, доказывает, что теория имеет объективную ценность и что она имеет смысл лишь благодаря этой своей объективной ценности.

– 1. Два смысла слова «объективный», смысл интуитивный и смысл эмпирический.

– 2. Интуитивный смысл уступает мало-помалу место эмпирическому смыслу.

– 3. Но он уступает его не без сопротивления: рационалистическое течение.

– 4. Эмпиризм и его понятие объективного.

– 5. Объективность физической науки должна – согласно воззрениям всех современных физиков – быть понимаема в эмпирическом смысле: Дюгем, Пуанкаре.

– 6. Доля духа, согласно этой эмпирической концепции; все физики признают ее; но роль духа не имеет ничего категорического. Все, что носит категорический характер, идет от опыта.

1. Итак, физическая теория имеет объективную ценность. Но слово «объективный», как и все наиболее общие термины, как и все философские выражения, истрепавшиеся в результате бесчисленных контроверз, довольно неопределенно, – и поэтому утверждение, что физическая теория имеет объективную ценность, не имеет само по себе большого смысла. Надо точнее формулировать, что понимают под ним.

Бесчисленные оттенки слова «объективный», полученные им в зависимости от различных систем, могут быть сведены к двум различным и до известной степени противоположным смыслам: смыслу интуитивному или рациональному, и смыслу эмпирическому.

Интуитивный (или рациональный) смысл слово «объективный» принимает в философии понятия и в схоластической философии, в реалистической теории универсалий. В этом случае, исходя из некоторого априорного данного нашего духа, превращают следствия спекулятивного рассуждения в абсолютные реальности. Субъект ставится мерой объекта.

2. Резкой реакцией против этого реализма является номинализм и исторически связанный с ним эмпиризм. Но и они верят в объективность познания, только они считают объективным не тот же самый элемент, что реализм. Согласно им, наоборот, логическое понятие, абстрактная или отвлеченная идея, априорная спекуляция, по существу субъективны. Это – точки зрения духа, символы, созданные им и получающие свою ценность лишь от того, что они покрывают собой. Объективно то, что дано извне, что навязывается нам опытом, чего мы не делаем, но что делается независимо от нас и до известной степени делает нас. В своем дальнейшем развитии эмпиризм будет все более выдвигать эту последнюю черту и под конец станет рассматривать дух как создание опыта.

3. Это течение, побуждающее придать слову «объективный» эмпирический смысл, устанавливается во всей своей цельности не сразу. Старые привычки мысли остаются, и с этой точки зрения можно сказать, что картезианство, лейбницианство, кантианство, идеализм XIX века всегда уделяют интуитивному объективизму его долю, но долю гораздо меньшую, чем та, которую признавала философия понятия.

Говоря по правде, они скорее обновляют интуитивный и рациональный смысл термина «объективный», чтобы установить согласие между ним и эмпирическими потребностями современной мысли, и многие из их истолкователей не обращают достаточного внимания на это новое усилие, ведущее за собой новую концепцию. Эти истолкователи пренебрегают всевозрастающим значением, приписываемым рационализмом опыту, и в результате они постепенно начинают смешивать опытный метод с рациональным методом. Но при всем том очевидно, что великая рационально-идеалистическая философская традиция сохранила интуитивное понимание объективности.

Абстрактная идея, понятие, создание духа в утилитарно-символических целях, – все это не имеет более объективной ценности. Познание не проистекает целиком из того, что привносится извне. Можно было бы почти сказать, что опыт имеет двоякое происхождение: чувственную или эмпирическую интуицию – то, что называют опытом в тесном смысле слова – и внутреннюю или рациональную интуицию, своего рода естественное просветление духа, которая также раскрывает перед нами объективные реальности. Чувственная интуиция имеет ценность лишь постольку, поскольку она гарантирована рациональной интуицией, поскольку она целиком проникнута ею.

Так как и здесь для получения чего-нибудь объективного мы должны, в конечном счете, восходить до рациональной интуиции и так как она имеет кардинальное значение, то перед нами здесь опять-таки интуитивное, а не эмпирическое значение термина «объективный». Я буду называть это новое интуитивное значение выражением: современная интуитивная объективность, чтобы отличать ее от интуитивной объективности философии понятия. Она противоположна, действительно, этой последней, и потому что она прямо отрицает объективность идеи, т. е. того умопостигаемого мира, который открыл Платон, когда он изгнал чувственный опыт, потому что она номиналистична и что, следовательно, она не только не противостоит чувственному опыту, чтобы утвердить его, но соединяется с ним, чтобы подтвердить его. Она противоположна также интуитивной объективности древней философии в том, что рациональная интуиция есть тоже своего рода опыт. Она не сверхчувственное откровение, но она, вместе с картезианцами и Лейбницем, ставит нас лицом к лицу с частной, индивидуальной, живой реальностью, а, вместе с кантианцами, с отношением, столь же реальным, как чувственные явления, и отделимым от них лишь путем позднейшего и искусственного анализа. Согласно Канту мы в самом опыте открываем общие формы опыта; в известном смысл это, значит, данные опыта. Для картезианцев эта интуиция своего рода высший опыт, более прямой и непосредственный, чем чувственное восприятие. Научное познание основано на этих интуициях. И, может быть, с исторической точки зрения будет не слишком смело сказать, что интуиция первых истин есть у всех этих философов результат более или менее сознательного усилия, чтобы обеспечить непоколебимым образом научную истину.