Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 3

Равным образом и Гейманс, не проводя между актом и содержанием принципиального различия, приходит к мысли изложить силлогистические формы умозаключения, как эмпирические законы мышления. При этом он по существу дела оказывается лишенным возможности дать место понятно ошибочных умозаключений и объяснить исключение из числа силлогистических форм целого ряда умозаключений. Ибо психологически всякое умозаключение регулируется с одинаковой необходимостью законами мышления; и только логическая точка зрения, обращающаяся к содержанию умозаключений, может дать действительный критерий для различения истинного и ложного, значимого и незначимого 124.

Тем же самым вызвано к жизни учете Зигварта о двух сторонах закона противоречия, – о том, что этот закон в одно и то же время является и естественным и нормативным законом. В действительности, это – два совершенно чуждых друг другу закона, из которых один эмпиричен и есть обобщение от психических фактов, а другой представляет собою идеальный принцип, безвременный и априорный. Стремление Зигварта различать их только в зависимости от того, предполагает ли закон противоречия эмпирическое или идеальное сознание, совершенно затемняет первичную природу значимости закона противоречия, независящую ни от какого сознания. Только как правило конкретного мышления, т. е. в своем нормативном употреблении, находится закон противоречия в отношении с сознанием. Но это ведь его производное значение, предполагающее его чисто логический смысл 125.

Нужно строго различать сами логические законы и их нормативное употребление. Это последнее имеет связь с психически-обоснованными правилами мышления; сами же законы непосредственно от этого свободны 126. «Расплывчатое выражение «нормативные законы мышления», которым обозначают также и их, содействует обычно тому, что их смешивают воедино с психологически-обоснованными правилами мышления» 127. Этим объясняется и неудача борьбы нормативистов (например, Зигварта) с психологистами; ибо, сохраняя за логическими законами нормативистический характер, они этим непроизвольно сообщают лежащим в основе нормативности чисто-идеальным теоретическим связям привкус психологичности. Естественному закону противостоит, в действительности, не нормативный закон, а идеальный закон; чисто-психическому акту познания противостоит не мысленный акт, согласующейся с нормами, а содержание акта, обладающее чисто-логическим обоснованием 128.

Из того же источника проистекают попытки формального или трансцендентального идеализма свести логические законы на «первичные формы» «или «функции рассудка, на «сознание вообще», как родовой разум» и т. п. Ибо, при этом, логическому предпосылается в виде некоторого условия – хотя и в весьма утонченной и неясной форме – человек или человечество, т. е. нечто фактическое и случайное 129. «Отнесете к «нашей» психической организации или к «сознанию вообще»… определяет собою не чистую и подлинную, а грубо извращенную априорность» 130. «Трансцендентальная психология есть, ведь, тоже психология» 131. И она приносит с собою тот же самый психический момент, который убивает существо логического. Чистая логика (а с нею вместе и логика вообще) может утвердиться лишь при самом строгом и до конца идущем различении между «субъективно-антропологическим единством познания и объективно-идеальным единством познавательного содержания» 132.

Наконец, и эмпириокритицизм, благодаря тому же смешению, приходит к подчиненно логики и логического содержания познания психологически-биологическому предписание экономии мышления или возможно наименьшей затраты умственных сил. Это предписание имеет, действительно, фундаментальное значение в сфере методологии научного исследования, в сфере конкретных стараний человеческого ума добиться наиболее адекватных, простых и всеобъемлющих знаний. «Безусловно, большим научным значением обладает намерение установить те психологические пути и средства, помощью которых развивается и укрепляется такая удовлетворяющая потребности жизни (потребности самосохранения) идея мирa, как предмета опыта, и, далее, выявить те психологические пути и средства, при помощи которых в уме научных исследователей и их поколений вырабатывается объективно соответственная идея строго закономерного опытного единства с его постепенно все более и более обогащающимся научным содержанием. Но гносеологически такое исследование безразлично» 133. В то время, как «психология хочет уяснить себе, как образуются представления мирa… теория познания стремится понять, что составляет возможность проникновенного познания реального и возможность науки и познания вообще в объективно-реальном отношении 134. Говорить в гносеологии о «законе, который толкует о стремлении добиться в том или другом направлении возможно наибольшего, бессмысленно. В чистой сфере фактов нет ничего возможно наибольшего, в сфере законности нет никакого стремления» 135. Причина того, что в лице принципа экономии думают видеть логический принцип, заключается главным образом в смешении фактически данного с логически-идеальным, которое незаметно под него пододвигается. Нужно тщательно различать между двумя группами логических норм, между «логическими нормами и техническими правилами специфически человеческого искусства мышления» 136: «одни, априорно руководя всяческим обоснованием, всякой аподиктической связью, имеют чисто-идеальную природу и, очевидно, лишь в переносном смысле могут быть относимы к человеческой науке; другие, которые мы смогли охарактеризовать также, как простые вспомогательные установления или суррогаты обоснования, эмпиричны и по существу своему относятся к специфически-человеческой стороне науки; они основываются, стало быть, на общей природе человека, и при этом отчасти (что имеет большее значение для учения об искусстве) на психической, а отчасти даже на физической его природе» 137. Из них только вторые допускают психологическое обоснование; первые же опираются на чисто-логические законы, будучи «нормативными формулировками законов, принадлежащих к объективному или идеальному содержанию науки» 138.

2. Признание логики частью психологии или дисциплиной, основывающейся на психологии, как на своем теоретическом фундаменте, приводить к чисто-эмпирическому истолкованию природы логической очевидности и к смешению ее двух принципиально различных форм. Милль, Зигварт, Вундт, Хöфлер с Мейнонгом и др. низводят очевидность на степень какого-то «добавочного чувства, которое случайно или с естественной необходимостью сопровождает определенные суждения» 139. Это неправильно прежде всего уже потому, что логическое познание не эмпирично, не индуктивно и не ограничено простой вероятностью, как те познания, которые сопровождаются вышеозначенным чувством. «Не чрез индукцию, а чрез аподиктическую очевидность получают они (логические законы) обоснование и оправдание. Проникновенно оправдывается не простая вероятность их значения, а само это значение или сама истина» 140. «Мы постигаем непосредственно не простую в вероятность, а самую истинность логических законов» 141. И эта то истинность и переживается нами в противоположность всякой эмпирически-психологической вероятности именно, как очевидность. Но мало того, очевидными могут быть и такие утверждения, которые эмпирически или психологически совершенно невозможны, например, разрешение распространенной «проблемы трех тел» (скажем, «проблемы n тел») или операции с огромными числами, не говоря уже о целом ряде учений высшей математики. Не будучи психологической, очевидность здесь имеет чисто идеальный характер: она совсем не равна здесь «добавочному чувству», сопровождающему познание в чисто-психологическом порядке и по чисто-психологическим основаниям, а является непосредственным следствием самих логических законов. Это – чисто-логическая очевидность 142. «Из каждого чисто-логического закона можно вывести при помощи априорно осуществимого преобразования определенные положения очевидности» 143. В этом смысле очевидность является «не чем иным, как переживанием истины» 144. «Истина есть идея, отдельный случай которой сказывается в очевидном суждении, как актуальное переживание» 145; другими словами, «истина относится к очевидности подобно тому, как бытие индивидуального относится к адекватному его восприятию» 146.