Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 7

Но если на этом истолковании только и покоится правильность нашего рассуждения, то мы должны, в конце концов, пойти еще дальше и утверждать, что и наш конечный результат (что предмет познания есть долженствование) также с самого начала был уже заложен в наших предпосылках. Если же долженствующую существовать истину отнести к мышлению, то чем бы ни было мышление, она противостоит ему как некое требование. Поэтому то, с чем мышление должно сообразоваться, не может быть бытием, но только долженствованием. Следовательно, все наши выводы касательно акта познания и его предмета суть конструкции, которые мы могли построить, лишь имея в виду заранее предположенную истину. Когда дело касается психических процессов, то речь всегда идет собственно не о них самих, но о смысле, который они имеют, и этот их имманентный смысл мы можем истолковывать только на основании понятий, происходящих не из самого исследования, но привносимых нами с самого начала, когда мы приступаем к работе.

Короче говоря, если и правильно, что предмет познания есть трансцендентное долженствование и что его познание есть акт признания, все же ни трансцендентность, ни долженствование, ни признание мы не доказали из анализа актов познания, но в крайнем случае лишь разъяснили установленные уже раньше понятия, применив их к конкретному материалу, который благодаря этому получил определенный логический смысл. С такой точки зрения трансцендентально-психологический метод представляется весьма сомнительным. Он оставляет скрытыми основания, имеющие собственно решающее значение для его конечных выводов, в случае правильности последних. Как бы то ни было – и это главное, – мы только кажущимся образом продвинулись от акта познания к предмету. Фактически мы, основываясь на предполагаемом предмете, с каждым шагом вкладывали нечто в акт познания. То, что мы таким путем получили, есть нечто, не принадлежащее ни к имманентному бытию, ни к трансцендентной среде, некое ублюдочное образование сомнительной научной ценности до тех пор, пока трансцендентный предмет, в отношении к которому мы его истолковывали, не будет научно установлен. Но на трансцендентально-психологическом пути только такое ублюдочное образование и могло возникнуть. Недостаточность метода основывается на самой его сущности. Следовательно, им мы удовлетвориться не можем, и поэтому должна явиться потребность другого пути, которым можно было бы действительно продвинуться к трансцендентному предмету. Лишь при наличности такого второго пути можем мы сказать, что мы доказали, а не предположили только, что представляет собою трансцендентный предмет. Существует ли такой путь? Я полагаю, что этот вопрос может быть решен утвердительно и лучше всего мы познакомимся с этим вторым методом тем, что попытаемся испробовать его на деле и показать, к какому выводу он нас приводить.

На своем втором пути теория познания должна также начинать с факта, тем самым предположив уже познание, что то, с чего она начинает, действительно есть. В этом отношении ее метод, значит, не отличается от метода, примененного раньше. Но и недостаточность первого пути лежала не в этом, а только в том, что исходным пунктом его был акт познания, и что из этого психического бытия нельзя было вылущить трансцендентного. Вопрос стоит, следовательно, так: есть ли акт познания единственная действительность, за которую должна держаться теория познания, чтобы найти предмет познания? Ее проблема – истина, и поэтому она всегда должна будет начинать с факта, с которым истина так или иначе связана (haftet). Являются ли акты познания единственной действительностью, которая может быть обозначена, как истинная? По-видимому, нет. Мы слышим некоторое количество слов или читаем их. Они образуют в своей совокупности предложение и его мы также называем истинным. Следовательно, вот еще одна действительность, к которой может обратиться теория познания, для того, чтобы, исходя из нее, рассмотреть проблему истины. Но, могут возразить нам, различие между суждением и предложением только кажущееся. Предложение истинно только потому, что и поскольку оно соединено с актом мышления. Ведь только этому акту мышления принадлежит, собственно, истина, и мы таким образом снова зависели бы от акта мышления, как исходного пункта теории познания. Однако, в этой аргументации истинное мешается с ложным. Конечно, если я читаю или слышу предложение, я должен мыслить, точнее, понимать, чтобы иметь возможность сказать, что оно истинно, и постольку истинное суждение, конечно, связано с актом мышления. Но именно только постольку, т. е. совершенно неверно, будто только понимание и может быть названо в собственном смысле слова истинным. Скорее наоборот: акт мышления, как таковой, вообще не истинен, а истинно может быть только то, чтò понимается, и это что-то есть нечто принципиально отличное из понимания. Так что можно сказать, что истинное сознается мною только через акт понимания, но в своей истине оно совершенно самостоятельно и независимо от этого акта.

Это могут пояснить аналогичные отношения в других процессах. Предо мною лежит лист бумаги, белый цвет которого я воспринимаю. Меня интересует не познание того, что цвет существует. Это я предполагаю. Я хочу изучить цвет в его качестве («как»). Для этой цели я должен его воспринять. Он постигается мною только через акт восприятия. Но на основании этого я не стану отождествлять цвет с актом восприятия. Я хочу изучить белизну, а акт вовсе не белый. Столь же мало также истинен акт понимания, если я понимаю истинное суждение. Конечно, оба случая весьма отличаются друг от друга, даже для теории познания они являют существенные различия, о которых еще придется говорить. Но в этом отношении они сходны: то, на что направлен психический акт, или то, что он содержит, следовательно, истина в одном случае и цвет – в другом, есть нечто иное, чем самый акт. Поэтому и истину, как и цвет, можно рассматривать самих по себе, отвлекаясь от акта понимания и восприятия.

Несмотря на это, остается все же верным, что предложение, как простой комплекс слов, не может быть названо истинным. Вернее, со словами должно быть связано «значение» (Bedeutung), которое пишущий или высказывающий их мыслит, читающий же или слышащий понимает. Только это значение может быть в собственном смысли истинным, а благодаря ему уже может быть истинным и предложение, с которым оно связано. Поэтому именно его и надлежит нам исследовать, чтобы найти предмет познания. Но для того, чтобы окончательно выяснить, что настоящий метод, действительно, принципиально отличается от первого пути теории познания, нам следует точнее, чем до сих пор, показать, что истинное «значение» отнюдь не есть акт мышления или вообще не психическое бытие. Это тем более необходимо, что вместо слова «значение» можно сказать «мысль»; последнее же слово многих заставит полагать, что то, что я понимаю в предложении, само есть акт мышления или, во всяком случае, психическое бытие. Последнее, однако, совершенно неверно. Конечно, можно называть и акт мышления мыслью, и мы сами это раньше делали. Но слово это имеет два принципиально различных значения, на которые уже указывал 7Гербарт, и если я говорю, что в предложении думается мысль или чрез предложение понимается мысль, то я не имею в виду акта мышления.