Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 16

Обратимся теперь к самим вопросам психологии мышления. У Брентано их рассмотрение теснейшим образом связано с обоснованием его деления душевных явлений на основные классы. Поэтому необходимо прежде всего изложить эту его классификацию душевных явлений. Как основание деления, Брентано избирает способ отношения к предмету душевного акта, другими словами вид интенционального существования предмета в душевном явлении. Это естественно; он ведь считает указанный признак (отношение к предмету) наиболее характерным для душевных явлений и потому признает весьма понятным, что наиболее глубокие различия в способе, как что-либо является предметом, образуют между душевными явлениями отличия основных классов (стр. 260). Брентано отмечает, что и у Аристотеля применено, наряду с двумя другими, это основание деления, что у него оно привело к делению душевных явлений на мышление (являющееся познанием; νοΰς) и стремление (ΰρεξις) (стр. 260, ср. стр. 237, 238), а также, что Аристотелева классификация сохранилась у схоластиков, даже у Вольфа (стр. 238).

Но приняв от перипатетической традиции основание деления, Брентано, однако, разграничивает душевные явления на иные основные классы, чем Аристотель и его последователи. Он различает не два, а три таких класса и притом следующие: представление, суждение, любовь и ненависть или движение чувствительности (стр. 261 ср. 263). Представление – такой акт, в котором предмет просто является; например, при зрительном восприятии мы представляем себе цвет; при фантазировании – фантастические образы (стр. 261). Суждение – такой акт, в котором предмет приемлется как истинный или отвергается как ложный, т. е. всякое познание (стр. 262, 181). Любовь и ненависть, акты третьего и последнего класса душевных явлений; в них к предмету относятся как к добру или злу (в самом широком смысле этих слов) (стр. 263).

Разумеется, это отношение, как подробно разъясняет сам Брентано, не познавательное, т. е. не составляет признания предмета добром или злом в суждении, а является совершенно особым отношением к предмету. Какое оно, ясно из самих названий: любовь и ненависть или движение чувствительности. Этот последний основной класс душевных явлений, по признанию Брентано, в сущности, полностью покрывается «стремлением» Аристотеля, схоластиков и Вольфа; даже термин любовь встречается у Фомы Аквинского для обозначения этого класса явлений (стр. 339). Зато на место «мышления» или лучше «познания» Аристотеля и его школы поставлены у Брентано два основных класса: представления и суждения. В их резком разграничении проявляется, следовательно, самобытная мысль Брентано – и именно, в занимающей нас теперь специально области психологии мышления. Термином «мышление (Denken)» у Брентано охватывается именно и суждение и представление (стр. 298).

Сообразно с этим, как уже было упомянуто выше, с обоснованием деления душевных явлений на основные классы, в частности с доказательством того, что представление и суждение образуют два различные основные класса, связано у Брентано углубление психологии мышления. А потому в дальнейшем и будет изложено это доказательство коренного различия представления и суждения в качестве основы взглядов Брентано в области психологии мышления.

Для обоснования коренного различия между представлением и суждением, в силу которого они – совершенно различные способы отношения к предмету, Брентано ссылается, прежде всего, на прямое свидетельство внутреннего опыта (стр. 266, 267, 295). При этом он оговаривается, что такое коренное различие между представлением и суждением не мешает второму всегда быть произносимым не иначе как на основании первого (стр. 266).

Второе доказательство своего положения о коренном различии представления и суждения Брентано ведет следующим образом. Общепризнано, говорит он, что существует некоторое различие между представлением и суждением. Однако, если не признать, что отличие одного от другого состоит именно в ином способе отношения к предмету, и что, следовательно, принимая во внимание избранное Брентано основание деления, представления и суждения составляют основные классы душевных явлений, то нельзя найти вообще никакого различия между представлениями и суждениями. Дело в том, что раз решено не искать различия в отношении сознания к предмету, то оно могло бы заключаться только или в степени совершенства душевного акта, т. е. при допущенном в данном случае предположении одинакового рода отношения в этих актах к предмету, в его интенсивности или в его содержании, т. е. в некотором различии предметов представления и суждения (стр. 267, 270). Но никакая степень интенсивности представления, т. е. такого отношения к предмету, где он просто является, сама по себе – еще не есть признание его за истинный, т. е. утвердительное суждение. Последнее только возникает под влиянием особенно ярких представлений; но возникшая иллюзия может исчезнуть, а яркость представления сохранится. С другой стороны, на основании представлений весьма малой живости произносятся самые убежденные суждения. Совершенно непостижимо, наконец, как могло бы быть истолковано признание предмета за ложный (в отрицательном суждении) через какую-либо степень интенсивности соответствующего представления? Словом, выведение особенности суждения из совершенства, т. е. интенсивности представления, невозможно (стр. 270, 271). Нельзя ее вывести и из различия предметов в представлении и суждении. Это различие обыкновенно мыслится в следующем виде: суждение – соединение или разъединение, вообще соотнесение двух признаков (т. е. предметов), а мысль о всяком предмете, не являющаяся подобным отношением двух между собою – только представление (стр. 272). Изложенное воззрение на отличие суждения от представления неприемлемо по следующим основаниям. Во-первых, если даже допустить на время, что в каждом суждении происходит соотнесение двух предметов, то этот признак не мог бы отличить суждения от представления. Ведь то же, несомненно, происходит иногда и в представлениях. Во-вторых, положительно неверно, что во всяком суждении происходит соединение или разъединение представляемых предметов. Как любят и ненавидят отдельные предметы, так можно и признать или отвергнуть, с точки зрения истины, один предмет, а не непременно соединение из двух. Доказывается это прежде всего рассмотрением утвердительного и отрицательного экзистенциальных суждений. Когда мы говорим: «А есть», то не соединяем, как обыкновенно думают, субъект «А» с предикатом «существование», и не это соединение, а само «А» признаем (истинным). Когда же мы говорим: «А не есть», то тут нет отрицания соединения признака существования с А, а само А – предмет, который мы отрицаем. С изложенным пониманием экзистенциальных суждений соглашаются далеко не все мыслители. Однако общепризнано, что слово «есть», которое в экзистенциальном суждении толкуется как предикат, именно как признак существования, присоединяемый к предмету, в остальных суждениях, являясь связкой, не означает чего-либо другого, как простое признание или отрицание (в случае присоединения к нему частицы «не»). Но если «есть» и «не есть» в иных суждениях имеют такое значение, то отсюда следует, что таково же их значение и в экзистенциальных суждениях. Дело в том, что всякое категорическое суждение без всякого изменения смысла можно свести на экзистенциальное, причем «есть» и «не есть» последнего становятся на место связки. Например, категорическое суждение «некоторый человек болен» имеет тот же смысл, что и экзистенциальное «больной человек есть» или «существует больной человек». Отсюда ясно, что «есть» и «не есть» экзистенциального суждения равносильны связке, т. е. они – не предикаты, а служат, подобно ей, только выражением признания или отрицания предмета суждения (стр. 281—284, 289). Что суждение – не непременно соединение или разъединение двух предметов, видно, наконец, еще из того, что всякое восприятие есть познание, а следовательно, относится к суждениям. Ведь ясно, что восприятие – не соединение двух предметов в представлении, и что предметом внутреннего восприятия является просто какое-либо душевное явление, предметом внешнего – физическое. Опираясь на такие выражения, как «я воспринимаю, что существует звук» или «я воспринимаю, что существует цвет», могущие быть употребленными наряду с такими, как: «я воспринимаю звук, я воспринимаю цвет», можно, пожалуй, утверждать что и восприятие – соединение соответствующего явления с признаком существования. Это можно опровергнуть следующим образом. Самое понятие существования получается нами из внутреннего опыта о суждениях. Ясно, что первые по времени суждения, т. е. именно некоторые восприятия, не могут заключаться в присоединении не имеющегося тогда еще у человека понятия существования к какому-либо другому (стр. 277—279). Итак, рассмотрение экзистенциальных суждений и восприятий доказывает, что суждения могут и не состоять из соотнесения двух предметов. Не только потому, значит, нельзя считать существенным отличием представления и суждения указанного рода сложность предмета суждения, что она может оказаться иногда и в представлении, а и потому, что это сочетание двух представлений в виде субъекта и предиката в некоторых суждениях отсутствует (стр. 290). Таким образом, ни особая степень интенсивности представления не делает его суждением, ни особая сложность предмета; ни особая интенсивность, ни особенность предмета не могут служить отличием суждения от представления. Выходит, что, действительно, при допущении отсутствия отличия суждения и представления в виде различия в отношении сознания к предмету совершенно исчезает их собственное различие. Между тем, как уже было сказано, это различие общепризнано. Остается только признать, что отличие представления и суждения заключается именно в самом способе отношения к предмету, т. е. что оно делает их, сообразно избранному Брентано основанию деления душевных явлений, основным классом таковых (стр. 289, 290).