Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 17

Всякая идея, таким образом, указывает за свои пределы; но, поступая так, она только проявляет свою собственную природу, ибо такое указание есть, с одной стороны, – со стороны полагаемого объекта, – фактическое осуществление составляющей ее воли, а с другой стороны, – со стороны субъективной, т. е. со стороны самой воли, – утверждение ее в ее подлинной сущности, в ее неограниченном и данным объективным осуществлением совсем неисчерпанном волении. И это – общая характерная черта всех обнаружений сознания. Всякий сознательный акт, всякий сознательный миг указывает за свои пределы, ибо, как таковой, он отнюдь не исчерпывает всей сознательности сознания. В этом акте или миге сознание не осознает себя, как сознание, но с тем, будучи сознанием, оно и тут, все же, требует такого осознания, предполагает все – целое – сознание. «Я, сомневающееся или утверждающее или даже чувствующее все свое неведение относительно какого-нибудь объекта, по тому самому есть уже некоторое мнение (meaning) этого объекта, некоторое устремление (aiming) на него, и по своей сущности, стало быть, тождественно с тем я, для которого этот предмет представляется в свете совершенно и сознательно познанной истины» 67. Отсюда ясно, что «я конечного сознания не является целым и подлинным я. Истинное я включает в себя мир объектов целиком» 68. «Это – то я, которое познает в единстве всю истину. И такое я – не гипотеза. Оно представляет собою актуальную предпосылку самых глубоких сомнений наших» 69. Это – «такое я, которое органически рефлексивно, сознательно заключает в себе всех я, а, стало быть, и всю истину. Я назвал его Логосом, проблемо-решителем, всезнателен» 70.

3. Какова же логическая структура нашего опытного познания? Каковы те основные категориальные черты, которые конституируют и характеризуют собою человеческий образ? Каковы логические основания нашего научного представления о мире? – «Всякое познание есть познание опытного материала» 71, фактов. «Наш наличный опыт является нашим единственным руководителем; но, руководя нами, он всегда указывает за свои собственные пределы» 72. «На обязанности того, что дано нам, как наличный факт, лежит указывать на то за своими пределами, что не налично» 73. «В таком случае факт является одновременно и тем, что моя настоящая воля содержит и предполагает, и тем, что поэтому самому представляется в некотором отношении другим по сравнению с тем, что я в данный момент произвожу, совершаю или чего достигаю» 74. Другими словами, – «факты, как реальная наличность, суть воплощения моей цели, но не в той ее форме, в какой она сказывается в данный момент, а в той ее форме, в какой она должна быть рассматриваема» 75. «Факт есть для меня всегда то, что я должен признать, как нечто определяющее или ограничивающее собою то, что я в данном случае сознательно делаю или чего достигаю» 76. «Полное выражение моей воли, определяемое долгом, имеет… свое коррелятивное воплощение в реальном. Это воплощение составляет мой мир признанных фактов» 77. Отсюда ясно, что наше опытное познание, прежде всего, на всем своем протяжении определяется категорией познавательного долга: «Первый определяющий принцип, именно долг, требует от нас ежеминутно познавать, как нечто реальное, некоторые отдельные факты, которые, будучи воспринимаемы как нечто такое, что ограничивает, стесняет и таким образом определяет наши акты, благодаря этому самому воспринимаются как то, что позволяет нам в данный именно момент выполнить нашу волю лучше, чем если бы мы не познавали этих фактов» 78.

Этот высший принцип долга категориально проявляется в сфере познания прежде всего в установлении подобий и различий, т. е. в классифицировании предметов, без чего нет и не может существовать ни один познавательный акт. Действительно, подобия и различия «суть объекты нашего заинтересованного внимания» 79. «Мир фактов не просто дан нам в подобиях или различиях, а ежеминутно рассматривается, как нечто, наделенное ими, соответственно нашему вниманию к ним в данный момент» 80. «Наш собственный интерес очевиднейшим образом содействует определению того, что за классы содержатся в познаваемом нами мире фактов» 81. Наиболее основной и непосредственной классификацией в сфере познания является, следовательно, деление фактов на действительно «наличные» и всю массу остальных только «подразумеваемых» 82. Что касается до этих последних, то «мы заведомо знаем их все сразу, но знаем их при этом отвлеченно, воспринимая их реальность как реальность остальной части мира», находящейся за пределами тех немногих вещей, которые мы познаем в данный момент подробно» 83. «Наша конечность подразумевает, стало быть, действенное невнимание» 84, факты же, «познаваемые нами как реальные, суть для нас в каждый миг сознания объекты возможного внимания» 85. А это значит, что познаваемые нами факты таковы, «что каждая пара их познается чрез посредство какого-либо возможного акта различения и сравнения» 86, что такой акт можно всегда повторить, так как сфера «подразумеваемых» фактов неограничена, и что рабочим постулатом нашего дознания вещей является в первую голову положение: «между любыми двумя фактами можно найти различные серии посредствующих звеньев» 87, как то наглядно иллюстрируется примером пространственных разграничений 88. Этим полагается начало для ряда различий, процессу познавательного различения и внимания сообщается определенное «логическое» направление, а в сами факты вводится момент логической связи и взаимозависимости 89. «Мир, рассматриваемый таким образом, будет состоять для нас из всевозможных таких взаимопереплетающихся рядов и составлять единую систему» 90. Очевидно, что все промежуточные факты должны при этом иметь нечто общее, а именно то, что общего имеют сами исходные факты, между которыми они продвигаются. Это общее «остается неизменным на протяжении относящихся к делу рядов видоизменения» 91. Оно составляет «инвариантный характер данной системы видоизменений». А это и суть законы 92.

4. Получающаяся таким образом картина мира представляет реальное в терминах описания, т. е. формально и отвлеченно 93. Она отнюдь не передает подлинной сущности реальных предметов, так как берет их в их теоретической ограниченности и неопределенности, т. е. с точки зрения независимого «внешнего смысла», а не в их полной волевой определенности, т. е. не с точки зрения всецелого воплощения во «внешнем смысле» целевого «внутреннего смысла», как того требует установленное выше понятие познания. Следовательно, такое описательное представление мира не может быть признано единственным возможным и истинным 94. В нем говорит не столько стремление адекватно передать подлинную природу существующего, сколько необходимость наиболее удобно и экономно примениться к нему и выработать такое представление о нем, которое бы оказывало больше всего помощи в этом направлении 95. «Наша наука представляет собою своего рода теоретическое распространение нашего промышленного искусства… Понятия, употребляемые в дело любой эмпирической наукой, суть идеальные орудия или своего рода механические изобретения. Пользуясь ими, мы воздействуем на данности нашего общего опыта до тех пор, пока эти данности не подчиняются целям нашего предсказания и описания» 96. «И промышленное искусство и наука даны нам нашим интересом к социальной организации» 97.