Люси Уорсли - Английский дом. Интимная история

Как и купание в ванной, мытье головы не приветствовалось на протяжении двух столетий, начиная с 1550 года. Врачи того времени крайне отрицательно относились к «мытью головы в холодной воде, особенно зимой». О том же говорил и Рэндл Холм [70], перечисляя обязанности цирюльника XVII века: помимо всего прочего, тот должен был «протирать волосы салфеткой, промокая пот и грязь».

XVII век стал эпохой париков. Мужские парики впервые появились в Лондоне в 1660-е годы. Моду на них завел Карл II, вернувшийся на английский престол из Франции. Пока Карл находился в изгнании во Франции, он носил парик. Сэмюэл Пипс поначалу с подозрением отнесся к новому веянию, потом засомневался и наконец четырьмя годами позже расщедрился на собственный парик. Объяснил он свой поступок так: «Очень уж много сил приходилось тратить на то, чтобы содержать в чистоте свои волосы». Парик, надеваемый на бритую голову, превратился в обязательный атрибут джентльмена: в 1789 году Джеймс Босуэлл, потеряв свой парик, пришел в полнейшее расстройство и помчался за сорок километров покупать новый. («Я более не мог оставаться всеобщим посмешищем».)

В первое время парики были в основном мужским аксессуаром, но вскоре их стали носить и женщины. В 1751 году «одна и та же женщина могла быть брюнеткой, шатенкой, блондинкой или рыжей, и судить о естественном цвете волос по голове дамы так же бессмысленно, как по ее лентам». К концу столетия парики выходят из моды, но натуральным волосам придают вид искусственных – их причесывают, завивают, специально укладывают и пудрят. «Те, кто хотел выглядеть благопристойно, ежедневно на целый час отдавали себя в руки куафера», – писал Чарльз Найт [71]в 1800-х, в конце эпохи пышных причесок, а граф Скарборо держал целых «шесть французских парикмахеров, у которых была одна обязанность – заниматься его волосами». Некая герцогиня, посетившая Лондон, возмущалась: в городе только и слышно, что «щелк-щелк, щелк-щелк – и так весь день, а потом: пш-ш, пш-ш, пш-ш – всю ночь». Если человек проводил столько времени у парикмахера, это значило, что он может позволить себе заниматься своей внешностью, отложив в сторону все прочие дела.

Почему к началу XIX века парики впадают в немилость? Смелый теоретик мог бы увязать отказ от париков с упадком абсолютной монархии. Наряду с обувью, в которой невозможно ходить, и с платьями, в которых нельзя сидеть, сложные прически, требовавшие на свое сооружение нескольких часов, были доступны только очень богатым аристократам. Во время Великой французской революции немалое их число окончили жизнь на гильотине, а остальные распрощались с привычкой хвастать своим богатством.

Короткая стрижка – верный признак радикализма ее обладателя, о чем свидетельствует пример французских революционеров XVIII века, английских «круглоголовых» [72]XVII-го и скинхедов XX-го. После 1879 года правители Франции расстались со «своими локонами, накладками и косичками. Некоторые, уподобившись английским фермерам, ходили с короткими стрижками, не присыпая волосы пудрой». После революции многие куаферы и брадобреи в поисках работы перебрались в напуганную Британию. Посещая клиентов на дому, они в процессе стрижки и бритья вели с ними беседы, что заставляло нервничать людей консервативных убеждений. А вдруг эти французы не столько пудрят и напомаживают волосы, сколько распространяют инакомыслие? «В наше неспокойное время, вверяя свой подбородок брадобрею, не вздумай говорить о политике, пока не узнаешь, каких взглядов он придерживается. Опасно подставлять свое горло человеку, вооруженному бритвой, особенно если он ярый революционер, каковыми являются все брадобреи без исключения».

В результате после 1789 года на парикмахеров в обществе начали смотреть косо. «Искусство и таинство брадобрейства, высоко ценившееся с древних времен, заметно утратило свой престиж», – писали в 1824 году. Люди честные, благородные, патриотически настроенные перешли на простые прически, не требовавшие затрат времени и усилий. В 1830 году бристольская газета сообщала, что «парикмахер более не является такой важной персоной, какой слыл в прежние времена». В викторианскую эпоху гладкие, просто уложенные волосы стали свидетельством благородного происхождения и принадлежности к высшему свету. Зато слуг, работавших в больших богатых поместьях и особняках, по-прежнему заставляли пудрить волосы, и ливрейные лакеи вплоть до Второй мировой войны напоминали персонажей сказки «Золушка». Пудру они ненавидели. «Они окунали голову в воду, намыливали волосы до густой пены и затем расческой придавали им пышную форму. После в ход шли пуховки, которыми они наносили друг другу на волосы лиловую пудру или обычную муку. Высыхая, волосы твердели».

Вот что писал в 1923 году бывший ливрейный лакей Эрик Хорн: «Я был вечно простужен, – жаловался он, – ибо каждый раз после сопровождения кареты приходилось заново пудрить волосы, поэтому голова у меня редко бывала сухой». Слуги не только постоянно страдали от простуды; им казалось, что из-за пудры волосы у них становятся тусклыми и преждевременно выпадают.

В конце XIX века, когда в домах появляются ванные комнаты и ванны с водопроводом, на смену прежним чудным средствам для мытья головы – смеси говяжьего жира с духами или лимона с яйцами – приходят новые, более эффективные шампуни. Ближе к закату викторианской эпохи искусство укладки волос, подобно зубоврачебному делу, становится сферой применения некоторых научных открытий и постепенно перемещается из жилища в специализированные салоны. Французский куафер месье Марсель (Марсель Гарто), работавший в парижском салоне, изобрел ондуляцию (от фр. onde — «волна»), новый вид укладки, позже названной его именем – «марсельской волной». Но если он использовал обычные щипцы для завивки, то немец Карл Несслер разработал способ стойкой ондуляции при помощи электрических щипцов. Так возник «перманент» – метод, усовершенствованный в 1920-е годы, когда модницы буквально помешались на коротких стрижках. Коротко остриженные волосы – очередной шаг на пути к эмансипации – поддержала леди Астор, первая женщина – депутат парламента. Как-то у нее состоялся разговор с дворецким по поводу одной из горничных, которая попросила разрешения коротко остричься.

«– С чего это ей вдруг захотелось сделать стрижку? – осведомилась ее светлость.

– Очевидно, так сейчас модно, миледи.

– Передай ей, пусть не трогает свои волосы. Мне не нужны модные служанки.

– Очень хорошо, – отвечал мистер Ли, – но, думаю, мне следует предупредить вас, что, занимая столь непримиримую позицию, вы рискуете остаться со служанками, вовсе не имеющими волос».

Леди Астор рассмеялась и сказала, что горничные могут делать со своими волосами все, что им заблагорассудится.