Люси Уорсли - Английский дом. Интимная история

Перемены, наступившие в XVII веке, были в первую очередь связаны с подъемом сословия горожан – активно участвуя в развитии мануфактур, торговли, печатного и банковского дела, они начали богатеть. По мере роста благосостояния в них крепло вполне естественное желание обзавестись такими же роскошными, как в домах аристократов, гостиными. Разумеется, они были не первыми, кто стал использовать комнату для приема гостей с целью демонстрации своего материального благополучия: в XVI–XVII веках владельцы Хардвик-холла и других дворцов не жалели средств на создание роскошного, поражающего пышностью интерьера. Но в георгианскую эпоху возникает совершенно новый подход к его оценке: отныне недостаточно вложить в оформление жилья кучу денег – надо еще обладать утонченным вкусом. Роскошь без изысканности – это вульгарность. Хороший вкус не купишь ни за какие деньги, он воспитывается культурой и образованием. «Тот, кто не использует любую возможность, чтобы пополнить багаж знаний и развить вкус, не может считаться подлинным джентльменом», – утверждалось в 1731 году.

Так складывалась новая элита, наделенная чувством стиля, формировавшимся благодаря полученным знаниям, а не нажитому богатству. Начиная с XVIII века именно гостиная становится тем «холстом», на котором запечатлеваются проявления вкуса. «В последнее время нет более модного и почитаемого слова, чем “вкус”», – писала в 1747 году газета «Юниверсал спектейтор».

В XVIII веке наблюдается заметный рост влияния аристократов, владеющих загородными дворцами, на менее состоятельных и знатных, но любознательных граждан, которым они открыли для посещения свои дома. Одним из высоких образцов внутреннего убранства дома слыл, например, Кедлстон-холл в Дербишире. Для строительства особняка Натаниэл Керзон снес в 1765 году принадлежавший его деду дом и даже перенес на другое место целую деревню. Оформить интерьеры он пригласил Роберта Адама [85], тогда еще малоизвестного молодого шотландца, недавно отучившегося в Риме. Адам пришел от Керзона в полный восторг. Еще бы, заказчик «не считался с расходами, тратя до 10 тысяч фунтов в год, обладал добрым нравом и разбирался в искусстве». Адаму предоставили самые широкие полномочия, и он лично спроектировал каждую деталь, от лепных потолков до дверных ручек, превратив дом в памятник (немного непрактичный) Древнему Риму. (По мнению доктора Джонсона, этот помпезный особняк «отлично сгодился бы для городской ратуши».) Семья Керзона жила в отдельном крыле, а в парадных гостиных проходили многолюдные политические собрания.

Как только работы были окончены, в особняк рекой потекли любопытные. Экскурсии устраивала «элегантная пожилая экономка миссис Гарнетт, замечательная рассказчица», составившая специальный путеводитель. Посетители приезжали в Кедлстон-холл, чтобы приятно провести время, а заодно почерпнуть идеи для обустройства собственного жилища.

Планировка парадных помещений Кедлстона, рассчитанных на прием большого числа гостей, оказалась чрезвычайно удобной и для экскурсантов. В отличие от Хардвик-холла, где посетителей вели анфиладой комнат, – причем в самые дальние допускались только почетные гости или близкие друзья, – здесь комнаты, убранные с разной степенью пышности, располагались по кругу. Наименьшей роскошью отличалась музыкальная комната, затем шли большая гостиная, библиотека и салон. Каждому посетителю предоставлялось право обойти их все, рассматривая картины и мебель. Георгианские дома подобной планировки иногда называли «социальными»: никто не делил гостей по признаку общественного положения, и все они без исключения могли свободно перемещаться из одной комнаты в другую.

В Кедлстоне посетители имели возможность полюбоваться на изумительные образцы британской мебели, в том числе на диваны, изготовленные лондонским краснодеревщиком Джоном Линнеллом. (К несчастью, диваны не очень хорошо перенесли транспортировку в Дербишир, и владельцу дома пришлось заплатить местному столяру, который приклеил «отвалившиеся части».) Обитые небесно-голубым шелком, поддерживаемые с боков золочеными фигурами морских божеств, эти диваны больше напоминали предметы театральной декорации, чем обычную мебель.

Диван – новинка, позаимствованная у арабов, – позволял дамам сидеть, откинувшись на спинку и расправив юбки, то есть в элегантной и удобной позе, – никакого сравнения с жестким стулом-креслом XVII века. Рассчитанные на две персоны, диваны идеально подходили для светского общения. Аристократы более ранних времен, которым приходилось в величавом одиночестве восседать на возвышении, могли о таком только мечтать.

Постепенно стремление к излишествам, подкрепленное появлением лишних денег и свободного времени, захватило и более низкие слои общества, в результате чего один за другим начали возникать новые стили оформления гостиной. Быстро входили в моду и так же быстро устаревали китайский, греческий, этрусский, неопомпейский и псевдотюдоровский стили. Каждый из них, конечно, имел весьма отдаленное отношение к эпохе или культуре, чье имя носил, но это мало кого волновало. На самом деле воссоздание псевдоисторического антуража в пределах гостиной служило лишь поводом к приобретению очередного набора мебели. Каждому хотелось, чтобы его гостиная выделялась оригинальностью с налетом экзотики, в идеале – напоминала одну из дальних стран, например Китай, или античность (Древний Рим), свидетельствуя о том, что хозяева – люди образованные и наделенные тонким вкусом. Только такой дом мог произвести впечатление на миссис Либб Поуис [86], обожавшую осматривать загородные особняки. Побывав однажды в гостях у неких Истби, она записала, что «китайская спальня и гардеробная на чердаке оформлены странно, но очень мило – точь-в-точь как в Китае».

Разумеется, представители среднего класса не воспроизводили у себя в гостиных роскошных интерьеров Кедлстона и не украшали их позолоченными морскими божествами. Мастерство производителей мебели и аксессуаров для гостиных заключалось не в создании модных тенденций, а в производстве товаров, удовлетворяющих вкусы массового покупателя. Джозайя Веджвуд-младший, отвергая изумительный эскиз черной вазы, объяснял: «Мы не настолько смелы, чтобы с бухты-барахты соглашаться на прекрасные новинки. Пусть они сначала войдут в моду». Приобретение предметов домашней обстановки рассматривалось как целое искусство. Ошибиться в выборе, купив нечто аляповатое и безвкусное, было очень легко. И многие ошибались.

Оформление гостиной входило в обязанности супруги, и у нас есть все основания предполагать, что это доставляло ей удовольствие. В книге «Радости и прелести супружеской жизни» (1745) Лемюэль Гулливер перечисляет, какие предметы обычно старается приобрести молодая жена: «Дорогие портьеры, венецианское стекло, глазурованный фарфор, бархатные стулья, турецкие ковры, ценные картины, столовое серебро, буфеты и инкрустированные секретеры». Анализируя произведения Джейн Остин, историк Аманда Викери отмечает такую деталь: если героине показывают дом холостяка, это означает, что ей следует ждать предложения руки и сердца. Вот почему в романе «Разум и чувства» миссис Дженнингс потрясена тем, что Марианна после осмотра дома предполагаемого претендента не получила такого предложения. Возмущению ее друзей не было предела: «Не был помолвлен! После того так водил ее в Алленеме по всему дому и даже указывал, какие комнаты они отделают для себя!»