Юрий Воищев - Потрясающие открытия Лёшки Скворешникова

— А он — ничего. Сказал «спасибо».

— Спасибо?

— Спасибо.

— Тебе «спасибо»?

— А ты думаешь, тебе?

— Ну, ты не очень, не очень! — проворчал я и положил свои книги в тумбочку.

За окном сияла сосулька. Я посмотрел вниз. По двору шел Мишка. «Гуляет себе как ни в чем не бывало», — грустно подумал я. Мишка обернулся и посмотрел на меня. Я сразу же отошел от окна. На душе было ужасно тоскливо.

Я пошел на кухню.

— И чего ты дома слоняешься? — удивилась бабушка. — То у тебя одна улица на уме. А теперь неделю из дому не выходишь. Иди, иди, воздухом подыши.

И я пошел на улицу.

На бревнах, у нашего подъезда, сидели — грелись на солнышке — «мелкие хулиганы» Ленька и Петька.

Я с независимым видом прошел мимо.

— Лешк, поди сюда, — позвал меня Ленька.

— Ну, чего?

— Ну поди, — на этот раз позвал Петька.

— Ну, чего? — угрюмо повторил я.

— Ну, не укусим, — снова позвал Ленька.

Я подошел.

— Это правда, что Мишка уезжает? — спросил Ленька. — Говорит, отца в Москву на год переводят. Он там будет свою научную работу заканчивать!

— Н-ну? — растерялся я, а потом нарочито равнодушно спросил: — В Москву?

— Ага! — оживился Петька. — Вот повезло. Он говорит, там одних кинотеатров больше сотни. — И со вздохом добавил: — А вот моего отца никуда не переводят.

Я ничего не сказал, повернулся и ушел. Постоял немного у ворот. Гудели машины. Звенели трамваи. Я постоял еще немного и вернулся домой.

Поздно вечером, когда все уснули, я прошлепал к Танькиной кровати и разбудил ее.

— Знаешь, Мишка в Москву уезжает!

— Вот счастливый, — зевнула Танька. — Ну, и что?

— Что-что! — огрызнулся я. — Ничего. Спи!

Всю ночь я ворочался. Мне снился Мишка. Сосулька. Откуда-то наплывали злые лица «мелких хулиганов». Они страшными голосами все спрашивали и спрашивали:

«А правда, он едет в Москву? А правда, он едет в Москву?»

Весь следующий день я ходил словно в воду опущенный. И на уроках высидел — ну, не знаю как! И все поглядывал на Мишку. А он делал вид, что не замечает меня!

Домой мы возвращались вместе. Только как вместе? Мишка шел впереди на несколько шагов. Я догнал его и тихо спросил:

— Уезжаешь, значит?

— Уезжаю... Сегодня, в девять...

Шли и молчали.

Пришли во двор. Сели на бревна.

— Ты приедешь ко мне на летние каникулы? — неуверенно спросил Мишка.

— Конечно, — уныло сказал я.

Молчали.

— Я тебе письма писать буду, — снова сказал Мишка.

— Я тоже.

Мы снова замолчали и долго сидели, не глядя друг на друга. И вдруг я почувствовал, что еще секунда — и я зареву, как обыкновенная девчонка.

— Ну, чего расселся! — сказал я грубо. — Давай, катись в свою Москву! И вообще... Ты — сам по себе, а я — сам по себе! И без тебя проживу! И не думай — про тебя и не вспомню!

Мишка ошалело смотрел на меня.

— Ты что, Лешка? — робко спросил он.

— Ничего, ничего, ничего! — заорал я. — Не твоего ума дело. Сказано — катись отсюда!

Мишка растерянно смотрел на меня. Потом поднялся и медленно пошел к дому. Он шел и оглядывался — думал, я его позову. А я не позвал. Уж очень мне было обидно, что Мишка уезжает. И он ушел.

И в тот момент, когда за Мишкой захлопнулась дверь, я заревел.

Заревел, как самый последний плакса. И ничего не мог с собой поделать.

К вечеру подморозило. Я старался не смотреть на большие комнатные часы. И все равно я знал, сколько времени осталось до отхода Мишкиного поезда.

А осталось совсем мало. Пятьдесят минут! Если сейчас выйти из дому и поторопиться, то как раз успеешь попасть на вокзал.

«Никуда я не пойду! Пусть уезжает!»

Сорок минут! Еще не поздно. Успею.

«Ни за что не пойду».

Тридцать пять минут!

Я вылетел из подъезда. Скорее! Скорее!

Я лезу по пожарной лестнице. Я лезу за драгоценной сосулькой.

Лестница — скользкая. Ой, сорвусь!

Вот она — сосулька!

Отламываю, крепко обвязываю ее тонкой рыболовной жилкой и медленно, бережно спускаю вниз.

Сосулька мягко легла в снег.

И я начал слезать вниз. Скорей! Скорей!

Бегу на вокзал. Люди оборачиваются на меня. Что это за странный мальчик с огромной сосулькой?

Вот рекламный щит. Срываю плакат, на котором нарисованы бородатые львы. «Группа дрессированных хищников» — написано на нем. Обертываю им на ходу сосульку и бегу дальше.

Вокзал. Перрон. Стрелой мчусь вдоль вагонов.

Никого!

И тогда я кричу:

— Мишка!

— Здесь я! — раздается радостный возглас над моей головой.

В окне вагона — Мишка. Он исчезает — и вот уже стоит на перроне.

— На, — задыхаясь, говорю я ему и протягиваю огромный пакет, из которого торчит блестящий рог сосульки.

Мишка берет, и мы молча стоим.

В окне появляется Мишкина мать:

— Скорей садись! Через минуту едем! — А потом мне: — Здравствуй, Леша.

— До свидания, — грустно говорю я.

— Ой, до свидания, — смеется она.

Я провожаю Мишку до входа в вагон. Мишка садится, поезд медленно трогается.

Сначала я иду медленно, потом быстрее, а затем бегу, бегу.

А Мишка кричит:

— Я тебе напишу. А сосульку над своим окном повешу. Обязательно повешу! Привяжу и повешу...

Поезд ушел. А я все стоял и смотрел ему вслед, смотрел на красный фонарик последнего вагона.

Морозило. Маленькие лужицы затянуло льдом. Мимо дважды прошел усатый милиционер.

А я все стоял и смотрел, смотрел...

КАЖДОГО МАЛЬЧИШКУ И ДЕВЧОНКУ ЖДЕТ В ЖИЗНИ БЕСКОНЕЧНОЕ МНОЖЕСТВО УДИВИТЕЛЬНЫХ ОТКРЫТИЙ. ОНИ БЫВАЮТ БОЛЬШИЕ И МАЛЕНЬКИЕ, ИНТЕРЕСНЫЕ И НЕЛЕПЫЕ, НО ОНИ ВСЕГДА — ПОТРЯСАЮЩИЕ, ЕСЛИ ТЫ ИХ СДЕЛАЛ САМ.