Максим Трудолюбов - Люди за забором. Частное пространство, власть и собственность в России

Да и сами страны, где колониальные порядки были особенно жестокими, остаются менее развитыми. Вся Америка состояла когда-то из одних колоний. Но здесь есть и богатые США, и менее благополучная Мексика. В своем развитии они двигались разными путями во многом в силу изначального направления, заданного европейскими захватчиками [114].

Англичане оказались опоздавшими колонизаторами. Им не достались богатые золотом и серебром земли ацтеков и инков. Не достались «легкие» индейцы, которых испанцы заставили работать на себя. Англичанам пришлось довольствоваться северными землями, где ценных ископаемых было меньше, а сопротивления незваным гостям – больше. Еще одним важным отличием английских колонизаторов от испанских была возможность закрепления земли в частной собственности. У многих из них уже был за плечами опыт огораживания земли и приобретения защищенного права на владение ею.

Испанцам в Южной Америке все давалось проще. Новая элита относилась к Новому Свету как к территории обогащения. Им не нужно было договариваться, создавать институты защиты права для всех, им нужно было только подчинять и контролировать. Все инструменты управления, в том числе упомянутое «попечение», подчинялись именно этой цели. Современные исследования продемонстрировали удивительный факт: цивилизации, бывшие накануне европейского завоевания (то есть около 1500 года) богатыми, и цивилизации, бывшие тогда бедными, поменялись местами в исторической табели о рангах. Империи ацтеков и инков были гораздо более развитыми и богатыми, чем цивилизации, находившиеся на месте нынешних США, Канады, Австралии. Но сегодня США и Канада гораздо благополучнее Мексики и Перу, существующих на месте ацтеков и инков [115].

Власти в этих последних сменялись часто: на смену колонизаторам приходили местные вожди-романтики, потом появлялись новые вожди – офицеры, их сменяли идеологи свободы и братства, борцы за справедливость и счастье. Идеологии менялись резко – от одной крайности к другой. Постоянным оставалось только одно – все национальные богатства находились под контролем элиты. Примеров такой дурной преемственности, к сожалению, больше, чем примеров обратных.

Посмотрите на опыт бедной и раздираемой конфликтами страны Сьерра-Леоне, расположенной на западном побережье Африки. После провозглашения независимости от Британии в начале 1960-х годов «народные» партии некоторое время боролись там между собой. В конце концов, после серии переворотов, президент Сиака Стивенс ввел в стране однопартийное правительство, которое и возглавлял много лет, позаимствовав и усовершенствовав колониальную науку управления.

В колониальные времена британцы установили в стране практику отбора региональных вождей, чтобы легче было держать под контролем всю территорию страны. Стивенс сохранил этот институт и даже ужесточил его принципы – ему было нужно, чтобы местная власть оказывалась в руках только у самых лояльных лидеров. Британские колонизаторы создали систему сбытовых контор, чтобы легче было собирать налоги с фермеров – производителей кофе и какао. Стивенс не изменил эту систему и обложил производителей еще большими налогами. И созданную британцами алмазную монополию новые власти сохранили. Революционное изменение состояло только в том, что в правлении компании оказались родственники президента. Только армию постколониальные власти ослабили, поскольку Стивенс считал ее для себя опасной. Он сделал ставку на отряды наемников, подчиняющихся лично ему.

Есть что-то знакомое во всем этом: и отбор вождей, и монополии, и родственники. Рычаги власти и обогащения, созданные колонизаторами, переходят из рук в руки, власти меняются – но неизменным остается неравенство, бесправие и бедность большинства. Вместо царских наместников приходят председатели областных комитетов партии, вместо председателей – губернаторы и главы федеральных округов. Как бы они ни назывались, получается, что освободители, сторонники демократии, приходящие на смену угнетателям, просто берут в руки старые рычаги. Проходит несколько лет, и население уже не может отличить новых властителей от старых.

Экономисты, стремящиеся понять, почему одни страны в историческом масштабе оказываются благополучнее других, уверены, что успех во многом зависит от характера институтов (то есть правил и ограничений), а еще точнее – от того, насколько широко в данном обществе распространены и защищены права – те самые права на жизнь, свободу и собственность, что описаны в главе 4. Экономисты Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон видят в современном историческом процессе институты двух типов – инклюзивные и экстрактивные [116].

Если действующие законы и правила устроены так, что защищают частную собственность, поддерживают исполнение законов и контрактов, поощряют экономическую активность, создание новых предприятий и компаний, то такие институты Аджемоглу и Робинсон называют инклюзивными . Эти правила стимулируют человека к действию и позволяют людям реализовать свои таланты. Благодаря им все большее число людей оказывается включенными (inclusive) в производительную и творческую деятельность.

Права собственности занимают среди инклюзивных институтов центральное место, потому что только тот, кто знает, что его права защищены, будет вкладывать средства и силы в свое дело. Предприниматель, который ожидает, что его прибыль будет украдена, отнята государством или отобрана с помощью налогов, не будет иметь стимула к долгосрочным инвестициям в производство [117].

Если действующие законы и правила защищают права собственности только для меньшинства, если они обеспечивают закон и порядок только для небольшой группы людей, если множество людей вынуждены браться за работу, которая им не по душе, а начать собственное дело очень трудно, то институты такого общества называются экстрактивными (extractive – добывающие, извлекающие). Экстрактивные институты пользуются силовыми возможностями государства, чтобы перераспределять собственность с помощью «ручного управления» и создавать входные барьеры для «чужих».

Вспомним про энкомьенду, «миту», вспомним наших помещиков и крепостное право. Вспомним, что и в сегодняшней России есть небольшая группа политически и экономически привилегированных лиц. Все это способы извлекать блага для элиты за счет подчинения большинства. Те, кто формирует подобные институты, заинтересованы в том, чтобы добыть для себя максимум благ, злоупотребляя свободой и правами всех остальных.

По сути, государство становится в этом случае не союзником общества, а инструментом защиты привилегий для элиты. И, как показывают исследования, механизм этот способен воспроизводить себя долго. Он способен возобновляться после революций, переживать смену режимов и сохраняться как ни в чем не бывало после перехода к власти от колонизаторов к избранным народом правителям. Проблемой оказываются не конкретные конкистадоры, дворяне или олигархи, а возможности для управления и обогащения, созданные элитой.