Николай Непомнящий - Антология Непознанного. Неведомое, необъяснимое, невероятное. Книга 2

Этот безрукий монстр своими длинными и тонкими ногами мог делать всё, что обычные люди выполняют посредством рук. «Не прошло и нескольких секунд, — вспоминал писатель, — как с правой ноги при помощи левой был снят сапог. Затем нога легко и быстро сняла с головы большой картуз. И феномен, приветствуя зрителей, поднял его вверх. Безрукий расчёсывал гребёнкой бороду, снимал курточку, вдевал ногой нитку в иголку, расписывался.

Но и это было не самое большое диво. Русская — Мавра Родионовна, крестьянка, родилась не только без рук, но и без ног. С помощью рта она брала предметы, более того — вязала и даже нанизывала бисер.

Содержатель одного из паноптикумов немец Зедельмайер однажды нашёл прямо-таки клад — существо, похожее по виду не то на человека, не то на собаку. Это был юноша по прозвищу Стефан-пудель, покрытый густой и длинной шерстью. Зедельмайер купил Стефана у его родителей — бедных польских крестьян.

Трудно сказать, был ли этот удивительный человек психически нормальным. Да и мог ли он остаться нормальным, когда всё своё детство провёл в хлеву, рядом с собаками и свиньями. Стефан-пудель даже не научился говорить. Отец и мать кормили его тем же, чем и домашних животных, били и молились лишь о том, чтобы бог поскорее забрал их сына-урода. Соседи перестали заходить к ним в «проклятый двор», где жил страшный «чёрт». И конечно, родители охотно продали Стефана, радуясь, что, наконец, избавились от своего позора.

Для Стефана началась новая жизнь. Зедельмайер вымыл его, начал хорошо кормить и даже иногда ласкать. Он повёз волосатого человека показывать в городах Германии, Франции, России, зарабатывая на нём огромные деньги.

Был ещё один вид уродства, чрезвычайно привлекавший зрителей. Это сросшиеся люди. Особенно знаменитыми стали «сиамские близнецы», братья Чанг и Энг Бункер. Они родились сросшимися в 1811 году. В детстве были обращены лицом друг к другу, что, конечно, сильно мешало им ходить, сидеть, спать. Но постепенно соединявшая их телесная ткань раздалась, и братья могли уже двигаться почти так же свободно, как два обыкновенных человека, прижавшиеся один к другому.

Сросшихся братьев можно было разъединить. Медицина это позволяла. Но они думать об этом не хотели. Ведь благодаря уродству они могли неплохо зарабатывать.

Радость, печаль, гнев, чувство голода охватывали их в одно и то же время. У них были общие взгляды, общие вкусы. Братья женились на двух нормальных сёстрах-американках. Они умерли в 1874 году в возрасте 63 лет, оставив после себя девятерых вполне нормальных детей. Первым умер от воспаления лёгких Чанг. А спустя два часа от перешедшей на него болезни скончался и Энг. Но как справедливо писал один из биографов сросшихся братьев: «Если бы в течение этих двух часов врачам удалось произвести разделительную операцию, вероятно, Энг всё равно умер бы — от горя, потеряв своего верного друга и неотступного спутника».

В начале нашего века в России, в паноптикуме Яна, показывали сросшихся животами сестёр Радику и Додику. На тринадцатом году жизни Додика заболела перитонитом. Ей сделали операцию, увы, неудачную. Девушка скончалась. Сестра же её осталась совершенно здоровой, но выступать в паноптикуме уже не могла: уродство исчезло, а без него она была никому не интересной.

Но как ни славились великаны, карлики, толстяки и «сиамские близнецы», всё же никто из них не смог бы соперничать с женщиной-монстром, женщиной-обезьяной, знаменитой Юлией Пастраной.

Она появилась в паноптикумах и цирках в середине прошлого века — молодая, двадцатитрёхлетняя женщина, смуглая, невысокого роста, нормального телосложения. «С широкими плечами и роскошно развитой грудью, — отмечал современник. — Руки её очень красивы, ноги стройны». Но поражало лицо с узким лбом, толстыми, выпяченными вперёд губами, несоразмерно большими ушами и бородой — чёрной кустистой бородой. В облике этой женщины было что-то нечеловеческое, животное. «Щёки и подбородок её, — рассказывал очевидец, покрыты — густыми волосами. Усы довольно редки. На ушах — тёмные клочья волос. Затылок, грудь, руки также покрыты волосами. В глазах — уныние, возбуждающее невольное сострадание».

Пастрана была мексиканкой. Её нашли ребёнком где-то вдали от населённых мест, в лесу, где обитали лишь дикие звери. Как она попала туда, никто не знал. Её купил содержатель паноптикума, сразу же сообразивший, какую ценность представляет собой этот монстр, больше похожий на обезьяну, чем на женщину. Когда Пастрана выросла, её стали возить повсюду и показывать за деньги.

Искусство её было несложным. В цирках бородатую женщину выводили на манеж, и она обходила по барьеру несколько раз, обольстительно улыбаясь поражённым зрителям и посылая им воздушные поцелуи. Иногда Пастрана танцевала какой-то модный тогда американский танец, пела, заговаривала с публикой. К слову сказать, она знала испанский и английский языки.

В Россию, в Москву, Юлию привезли летом 1858 года. Она «выступала» на эстраде сада «Эрмитаж» и имела грандиозный успех. Газета «Северная пчела» посвятила ей большую статью. «Портреты Пастраны так распространены, — писала эта газета, — что едва ли найдётся постоялый двор между двумя столицами, где бы не было вывешено её лицо. Чем ниже слои общества, тем интерес, возбуждённый её присутствием, живее». Это понятно, утверждала газета. «Но во сто крат грустнее было видеть жадное любопытство образованной публики, толкавшейся, теснившейся и давившей друг друга в «Эрмитаже» в тот вечер».

Показывали Пастрану и в каком-то московском цирке. Известный русский актёр Василий Далматов вспоминал: «Я видел её ещё в детстве, в цирке, где она появлялась в качестве певицы и танцовщицы в коротком платье-декольте, в цветах. Я помню даже её горловые звуки и английские слова. Помню, как она напугала меня, когда её водил импресарио по барьеру огромного цирка, и она, поравнявшись с нашей ложей у барьера, вздумала приласкать меня».

Уже упомянутая газета «Северная пчела» писала, что о Пастране «рассказывают неслыханные басни, которые повторяет, увеличивает и украшает стоустая бестолковая молва». Наверное, именно такой басней явился слух о том, что Пастране, несмотря на её уродство, сделано около двадцати брачных предложений. Одним из «соискателей» её руки был, как говорили, другой феномен, толстяк-англичанин, 53-летний Роджер Барком, человек с огромным животом, весивший целых 240 килограммов. Но Пастрана оказалась невестой чрезвычайно разборчивой и все предложения отвергла.

Кончила Юлия Пастрана свой жизненный путь, по одним сведениям, в Москве, по другим — где-то в Германии. Говорили, что она умерла от родов, завершившихся кесаревым сечением. Извлечённый мёртвым, ребёнок тоже оказался, как и мать, покрытым волосами.