Нурали Латыпов - Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи

В своё время смерть генерала Пиночета в очередной раз привлекла всеобщее внимание к диктаторским методам решения политических проблем. По мнению его почитателей, чилийский генерал успешно искоренил марксистскую напасть и восстановил буржуазные свободы. Немногим меньше обсуждали экономическую сторону его правления – прежде всего знаменитых «чикагских мальчиков».

Ученики лауреата Нобелевской премии по экономике Фридмана нашли в Чили один из благодатнейших полигонов для опытной проверки идей своего учителя. Суровый диктаторский режим напрочь исключил всякую возможность сопротивления даже самым радикальным решениям – вроде отмены государственного пенсионного обеспечения.

Результаты получились, казалось бы, впечатляющие. Экономика Чили во второй половине правления Пиночета росла наибольшим в Латинской Америке темпом. Да и сам диктатор вскоре счёл возможным возврат к демократическому управлению страной (конечно, с гарантиями собственной безопасности). Достигнутый уровень экономического благополучия очевидным образом исключал скорое повторение всеобщего политического кризиса, порождённого срывом хозяйственной программы президента Сальвадора Альенде Госсенса.

Вероятно, именно пиночетовский опыт заставил Россию «младореформаторов» склониться к воспроизведению большей части рецептов «чикагской школы», использованных в Чили. Но результаты получились далеко не столь эффектными (скорее – плачевными). Это вынуждает задуматься о различиях политических руководителей, применявших сходные экономические идеи.

Прежде всего следует отметить сходство. Ельцин, как и Пиночет, сознавал надвигающиеся на страну опасности. Ельцин, как и Пиночет, не побоялся нарушить действовавшую Конституцию, хотя и присягал ей. Ельцин, как и Пиночет, не постеснялся применить к высшей законной власти – к вставшему на его пути высшему органу законодательной власти – Верховному Совету – вооружённую силу: танки, стреляющие по парламенту, выглядели, пожалуй, даже более устрашающе, чем реактивные истребители, пикирующие на президентский дворец.

Но отличий между латиноамериканским министром обороны и бывшим секретарём обкома более чем достаточно. Причём далеко не в пользу «законно избранного» президента.

Правда, формально Ельцин пролил куда меньше крови, чем Пиночет. Общее число смертельных исходов, перечисленных в судебных исках к генералу, порядка трёх тысяч. В российской левой оппозиции до такого уровня не добираются даже самые буйные фантазёры. Официально же признано всего полторы сотни убитых в Москве 3–4-го октября 1993-го, хотя их было, по самым достоверным оценкам, больше в разы.

Однако власть отвечает за жизнь не только тех подвластных, кого убивает открытой силой. Условия, созданные в стране в результате её решений, тоже могут содействовать или противодействовать выживанию. Население России при Ельцине ежегодно сокращалось примерно на миллион. Пиночету такое – даже в долях от общей численности сограждан, не говоря уж об абсолютной величине – не могло привидеться даже в ночном кошмаре.

Говорят, победы без жертв заведомо невозможны. Но вопрос прежде всего в соотношении затрат с результатами. Царь Эпира – одного из осколков Македонской империи – Пирр тоже одержал впечатляющую победу над римлянами. Но понесённые им жертвы оказались столь непомерны, что в скором будущем не только Эпир, но и практически все Балканы оказались под властью недавних побеждённых.

Пиночет, судя по всему, достаточно серьёзно переживал последствия своих действий. Ельцин же не раз доказывал: при всех красивых обещаниях «лечь на рельсы», если реформы выйдут боком благополучию простых граждан, ему явно было не до сожалений о судьбах тех, кто ему доверился.

Достаточно вспомнить один из эпизодов бурной ночи с 3-го на 4-е октября 1993-го. Вернейший соратник Ельцина – Егор Гайдар – призвал безоружных москвичей (как потом выяснилось, он одновременно велел министру по чрезвычайным ситуациям Шойгу подвезти к мэрии со складов МЧС несколько грузовиков с автоматами и патронами) идти на защиту мэрии от вооружённых боевиков, поддержавших Верховный Совет. Если бы не твёрдая позиция тогдашнего мэра Юрия Михайловича Лужкова, немедленно заявившего по телевидению об отказе от непрошенной медвежьей услуги авантюриста Гайдара, дело могло бы кончиться побоищем с непредставимыми результатами. Президент же ни тогда, ни позже не обозначил даже тени недовольства безответственным «порывом» Егора Тимуровича.

Годом позже таким же бездумным оказалось «решение» чеченской проблемы. Сейчас уже мало кто сомневается: к тому времени «Республика Ичкерия» действительно скатилась к состоянию разбойничьего гнезда, подобного легендарной Тортуге. Но в ней пока оставалось явное большинство граждан, тяготевших к спокойной мирной законопослушной жизни. Даже президент Дудаев ещё сохранил многие рефлексы советского генерала и был вполне договороспособен. Умелая политика центральной власти могла вернуть горный край в общероссийское пространство (тем более что обстановка в других регионах по многим показателям – включая степень законопослушности – мало чем отличалась от чеченской). Но избранный Ельциным и его окружением силовой вариант способствовал переходу большей части чеченцев на сторону Дудаева, а самого Дудаева – на сторону радикальнейших разбойников. Положение стремительно изменилось в катастрофическую сторону – и понадобилось ещё более десятилетия, чтобы добиться хотя бы возврата к предвоенной взрывоопасной обстановке.

В отечественной военной истории едва ли не образцом бездумного истребления собственных солдат традиционно считается маршал Жуков. Между тем недавние углублённые исследования стратегических проблем показали: фактически именно Жуков первым в Великой Отечественной войне освоил методы ведения боевых действий, сводящие потери к технически возможному минимуму (хотя даже этот минимум был трагичен). Почти все прочие военачальники усвоили жуковские уроки с изрядным запозданием.

Ельцин по складу характера изрядно напоминал Жукова – и, похоже, старался подражать ему на свой лад. Беда в том, что подражал он не реальному маршалу, а его изображению в книгах поверхностных исследователей. И в результате оказался ближе не к Жукову, а к бездумным пропагандистам формулы «любой ценой». Вроде Мехлиса, чьё пристрастие к лобовым действиям вызвало, например, катастрофу на Керченском полуострове, а вся предыдущая деятельность на посту главного армейского пропагандиста сформировала такое же лобовое бездумье у большинства наших военачальников.