Коллектив авторов - Мобилизационная стратегия хозяйственного освоения Сибири. Программы и практики советского периода (1920-1980-е гг.)

Во второй половине 1950-начале 1960-х гг. в Рыбинском районе Красноярского края было начато строительство еще одного «закрытого» города, который в секретных списках атомных объектов числился как Красноярск-45 или Заозерный-13. С 1969 г. он получил название Зеленогорск. Здесь строительство крупного электрохимического комбината и мощной ГРЭС на углях Ирша-Бородинского месторождения Канско-Ачинского бассейна развивалось уже в другое историческое время, когда нельзя было полностью пренебрегать интересами людей. В Зеленогорске практически не использовался труд заключенных. Основную массу строителей составляли военные строительные батальоны, в которых за все годы строительства побывало примерно 260 тыс. человек. По особым рекомендациям КГБ с участием в отборе партийных и комсомольских организаций в город приезжали десятки тысяч рабочих и специалистов со всей страны, которым уже по прибытию в закрытую зону обеспечивался такой комплекс социально-бытовых услуг и удобств, о которых не могли и мечтать жители многих городов СССР. В Зеленогорске за два года до пуска первой очереди электрохимического комбината было введено более 40 тыс. кв. м благоустроенного жилья, построены школы, поликлиника на 500 посещений в день, 7 детских дошкольных учреждений, первая очередь хлебозавода, несколько магазинов, в том числе 3 специализированных (мясной, молочный и хлебный). В городе имелся кинотеатр на 60 мест, тепличное и парниковое хозяйство. На всех строительных и промышленных объектах была решена проблема общественного питания. [312]Практика показала, что такая стратегия создания «закрытых» поселений способствовала своевременному пуску важных военно-оборонных объектов, обеспечивала их в избытке квалифицированными кадрами.

В Сибири создавалась сырьевая база атомной промышленности СССР. В связи с постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 13 октября 1945 г. «О развитии геологоразведочных работ на А-9 (уран) и Б-9 (торий) в четвертом квартале 1945 и в 1946 гг.» Комитет по делам геологии при СНК обязывался направить основные инженерные и геологоразведочные кадры на изыскание нужных месторождений. К апрелю 1946 г. рекомендовалось создать 270 геологических партий. Из них в Западную Сибирь и Красноярский край предполагалось отправить 22 партии для исследования районов Кузнецкого Алатау, Салаирского кряжа, Западных Саян, Горной Шории; 28 партий в Восточную Сибирь и Якутию для исследования Верхне-Зейского, Алданского, Витимо-Олёкминского и Прибайкальского районов, а также Восточных Саян; на Дальний Восток – 13 партий для исследования Сихотэ-Алинского хребта, Хатанго-Буреинского района [313].

Кроме того, в 1946 г. было принято распоряжение Совета Министров СССР, которое обязывало МВД и дирекцию Норильского металлургического комбината исследовать Архипелаг Минина и побережье Таймырского полуострова, нижнее течение реки Нижней Тунгуски и её притоков, Курагинский район Красноярского края, Тагашетское месторождение, Норильский район, Заполярный Тимон, бассейны рек Индигирки, Колымы, Яны, находящиеся в ведомстве «Дальстроя» [314].

Поиски урановых руд финансировались по особым сметам. В 1946–1947 гг. на них было затрачено 608 млн руб., привлечено свыше 15 тыс. человек. В результате на территории СССР было разведано столько запасов, сколько имелось в остальном мире. Наиболее крупные месторождения урана открыты в этот период в Ферганской долине, близь Кривого рога, в Киргизии и в Сибири. В последней самые богатые месторождения были обнаружены на Колыме на территории, подведомственной «Дальстрою», и в Забайкалье на Шерловогорском оловянном руднике [315].

Позже были обнаружены в Сибири и другие более крупные месторождения урана. Самые эффективные рудники в советский период располагались в Читинской области, Якутской АССР, Красноярском крае. В рамках деятельности Норильского промышленного комбината была организована не только промышленная добыча урановой руды на Таймыре, но и её первичная переработка.

Сооружение военно-оборонных объектов в Сибири и их научно-проектное и техническое сопровождение осуществлялось по уже отработанным мобилизационным схемам, которые хотя и усложнялись, но по-прежнему могли действовать эффективно. Снижалась со временем роль откровенного принуждения, но сохранялось по-прежнему четкое определение целей государственного значения и централизованно концентрировались различные ресурсы для их достижения.

Нельзя сказать, что мобилизационная стратегия советского государства не находила поддержки в обществе. Советские люди в большинстве своем поддерживали руководство страны, терпеливо выносили все тяготы и лишения. В послевоенные годы долго жили моральным удовлетворением от победы. С развертыванием гонки вооружений в мире понимали, что «холодная» война может в любой момент перерасти в «горячую». Поэтому многие доверяли руководству страны и искренне считали, что необходимо создавать новые виды вооружения, развивать современную оборонную промышленность [316].

Но вместе с тем, со временем в обществе накапливалась усталость от чрезвычайных ситуаций, режим ожидания не мог существовать постоянно. Тем более что уровень жизни в СССР по сравнению с европейскими странами оставался крайне низким. Так, в начале 1950-х гг. потребление качественных продуктов питания (мяса, молока, рыбы, яиц, свежих фруктов и овощей) практически находилось на уровне 1913 г. Суточный рацион едва обеспечивал потребность человека в необходимых компонентах питания. Обеспеченность предметами гардероба отставала от западноевропейских стран в 2–3 раза. Обеспеченность городского населения жильем в среднем находилась на очень низком уровне – не более 5 кв. м на одного жителя [317].

В сибирских городах данные показатели могли быть еще ниже. Здесь значительный рост населения в 1930–1940-е гг. существенно превышал возможности развития социальной сферы. Особенно острой была потребность в жилье, строительство которого происходило невысокими темпами. Самые низкие показатели обеспеченности жильем наблюдались в крупных быстро развивающихся промышленных центрах. Так, в расчете на 1 человека в Новосибирске в 1953 г. приходилось около 4 кв. м, в Омске в 1955 – 2,9, в Тюмени в 1957 г. – 3,5, в Красноярске – 3,8 кв. м жилой площади. В городах наиболее урбанизированной в Сибири Кемеровской области в начале 1956 г. обеспеченность жилплощадью составляла от 2,8 до 4,9 кв. м [318].

В научной среде по окончанию войны обсуждались вопросы изменения пропорций экономического развития в стране. Академик Е. С. Варга – директор советского Института мирового хозяйства и мировой политики в 1946 г. опубликовал монографию «Изменение в экономике капитализма в итоге второй мировой войны», где сделал смелую по тем временам попытку подвергнуть сомнениям заявления государственных лидеров о неотвратимости противостояния с капиталистическим миром, с которым якобы невозможно наладить взаимовыгодные отношения в области торговли и экономики. В своей книге Е. С. Варга утверждал, что правительства капиталистических стран обязательно будут считаться с мощью СССР, доказанной на полях сражений. Кроме того, демократические силы мира не дадут развязать новую войну против социалистического государства. Поэтому делал выводы ученый: «Нет необходимости в дорогостоящей гонке вооружений, соревновании с США». Приоритетное значение в государственной политике должен получить курс на «создание условий жизни, достойных советского человека». В 1947 г. от имени сотрудников института на имя И. В. Сталина была подготовлена докладная записка, где говорилось о необходимости сокращения военных расходов, доказывалось, что гонка вооружений – тупиковый путь. Она влечет за собой не только постоянный рост военных расходов, но и хроническое отставание в уровне жизни населения СССР. Надежды на победу в соревновании с капиталистическим миром в гонке вооружений тщетны [319]. Эти рассуждения привели в конечном итоге к ликвидации Института мирового хозяйства и мировой политики.