Константин ЛеонтьевЛеонтьев - Избранные письма. 1854-1891

HelasI Dois-je vous l'avouer? J'ai peur… La crainte du ridicule peut-etre? Un homme comme tout le monde, un Leontiew que nous connaissons tous, un vieux debauche qui se fait mystique lorsqu’il ne peut plus etre debauche (on peut toujours Vetre, Madame, on trouve mille moyens de l’etre) se prend a faire l’apotre de l’Orthodoxie… C’est terrible le ridicule, n’est ce pas.

Allons done, Madame, allons done! Je me trompe… C'est vous; cest a vous que je me adresse… A vous!

Que la benediction de Dieu soit avec vous; quant a mes humbles et mauvaises prieres, elles ne manqueront pas…

II у a encore de bonnes maisons a Chalky qui ne sont pas louees. Qu en dites vous, ou qu’en disent les medicine «tou cosmou toutou»?

Votre devoue: Leontiew.

Перевод:

Сударыня, драгоценнейший и добрейший друг мой! С величайшим сожалением узнал я, что Вы все еще больны и не встаете с постели… Но скажите мне только одно: Вы сделаете для меня исключение и примете у себя в спальне. Я оставлю все свои занятия ради того, чтобы видеть Вас. И если Вы забыли, что имеете во мне друга более искреннего и более преданного, чем все те женщины, которых Вы принимаете, конечно же, безо всяких церемоний, вспомните, что ведь я врач…

А пока, в ожидании Вашего устного ответа (которого мне вполне достаточно), можно поговорить о более важных предметах.

Так слушайте. Помните, как Вы крестились во время нашей прогулки в коляске, когда лошади вдруг понеслись с излишней резвостью? Ведь так? Мне кажется, тогда Вас нашлось более разума, чем когда Вы недостойно распластываетесь перед материализмом.

Поверьте, если раньше отрицание Бога еще могло быть в какой-то мере свидетельством умственного превосходства (истинного или нет, но превосходства)… Наука была тогда внове и еще молода, она много обещала… Но что из этого вышло? Что дала она нам, кроме предметов для удовлетворения любопытства, весьма, правда, привлекательных, но, в сущности, призрачных?

Вся эта хваленая наука есть не что иное, как блестящий мираж между двумя безднами, между начальными гипотезами, непостижимыми тайнами псевдонаучных обоснований и бездной будущего, как личного, так и всего рода человеческого.

Все эти науки, называемые объединившимся в позитивную школу нынешним сбродом высшими, выводятся из физики и химии. Ну а на чем же основаны сами эти фундаментальные науки? На системе (на тайне) атомов, которых никто не видел и, согласно понятиям той же науки, никогда не сможет увидеть. У атома нет размеров, следовательно, это всего лишь нуль. Один нуль, помноженный на тысячу нулей, может ли он дать вещественную величину? Ничто, абстракция, метафизическая выдумка ученых… этот атом (сколько бы мы его ни умножали) — как он может произвести протяженные, осязаемые, видимые, а иногда огромные тела?

Почему, дражайший мой друг, тайна сия менее таинственна, чем догмат о Св. Троице, первородном грехе и искуплении?

Впрочем, между этими двумя тайнами есть некоторая разница… Священник признает, что Троица непостижима, склоняется перед нею и искренно предлагает вам верить этому… Профессор же утверждает, будто атомы суть реальная истина. «Я-то знаю» — говорит он вам. Кто же из них честнее и последовательнее? Полагаю, для Вашей умной женевской [140]головки уже не требуются дальнейшие рассуждения. Вот где погибельная бездна так называемых основ…

Что касается бездны настоящего (каковое, в сущности, не существует, ибо есть лишь неосязаемое пересечение застывшего и бесповоротного прошлого и неизвестного будущего…), то лучше говорить о бездне ближайшего времени… (…)

Итак, мы имеем веру в неизвестное, а в конце концов — личный и общественный эвдемонизм [141]. Вначале тайна, потом много треска и мишуры с изрядным количеством низменной прозы и, в качестве конечной цели, вера в неизвестное… Я не понимаю, чем это более логично, нежели христианство. Нет! Разумнее молиться Богу, чем восторгаться лакеем, которого я не хочу называть в этом серьезном письме.

Дорогая мадам Ону! Поверьте мне, сделавшись христианкой, Вы исцелитесь.

Когда я говорю «христианкой», то, конечно же, подразумеваю «православной». Вы достаточно образованны и разумны и способны сами понять, что такой монах, как Лютер [142], выбросивший свою рясу и придумавший без всякого складу новую религию, не был последователен. Подумайте об этом сами. Припомните то, что вы читали, и все, что уже знаете…

Пригласите потихоньку о. Смарагда [143]. Он лучше знает подробности, чем я. И наконец, надо пробовать… Мадам, кто знает?.. Во всяком случае, пусть даже в этом ничего и нет, что Вы теряете? Ничего. А выигрыш, если вы избавитесь от заблуждения? Выигрыш дает все… И я ручаюсь за Ваше быстрое исцеление… Я в это верю, верю! Но не только верю, но и знаю. И вот почему.

Посылаю Вам образ Пресвятой Девы «Утоли моя печали». Также посылаю маленькую книжечку «Акафист Божьей Матери Утоли моя печали», которую дал мне случайно встреченный на дороге нищий отшельник с Афонской Горы. Он отдал ее, видя меня больным и удрученным. С тех пор я всегда держал эту книжечку у своего изголовья и не засыпал, хотя бы немного не прочтя из нее.

Я не дарю Вам этот образ, сейчас это невозможно; поверьте, лишь ради таких избранных, как Вы, у меня достает смелости расстаться с ним на некоторое время. Послушайтесь меня, послушайтесь меня, говорю я Вам. Повесьте этот образ так, чтобы он всегда был перед Вашими глазами. Заставьте себя хотя бы один раз прочесть эту книжечку до конца. Этого достаточно. Вы увидите возвышенную поэзию христианского лиризма. Для начала принудьте себя. Я знаю, Вы откроете ее почти с отвращением… Но знаю и то, что через несколько дней мысли Ваши переменятся…

Эта икона — список с чудотворного образа, находящегося на Афонской Горе. Я знаю ее силу… Божество, Пресвятая Дева и святые могут двояко действовать на того, кто склоняется перед ними — мгновенно, что называется чудом и чему я сам имел разительное подтверждение на Афонской Горе, и постепенно, естественным образом, но весьма ощутительно для внимающего ума. Это делается таким сочетанием обыденных обстоятельств нашей жизни, чтобы они были благоприятны в нравственном и материальном отношении. Перед Вами мой пример. Я приехал в К(онстантинопо)ль в плачевном состоянии, без денег и без малейшей надежды на будущее, с ощущением того внутреннего ужаса, который не оставлял меня ни на минуту даже посреди оживленной и с виду веселой беседы; здоровье мое было подорвано… Но приехал я в эту столицу с твердым убеждением, что этого хочет Бог; Пресвятая Дева благословила мою поездку. И что происходит? Здоровье поправляется, появляются добрые и гостеприимные друзья, деньги всегда находятся, как только я оказываюсь в безнадежном положении. То совсем неожиданно получаю их от Министерства, то «Русский вестник» присылает 1000 рублей. Сейчас у меня всего 10 турецких фунтов, и я не знаю, что буду есть в новом моем доме и что пошлю жене на май месяц… Но я не страшусь. Я уверен, что откуда-нибудь деньги появятся, ибо Бог того хочет и потому сделает людей более разумными, чем они кажутся в минуту сомнения…