Константин ЛеонтьевЛеонтьев - Избранные письма. 1854-1891
- Название:Избранные письма. 1854-1891
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Пушкинский фонд
- Год:1993
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:5-87180-018-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Константин ЛеонтьевЛеонтьев - Избранные письма. 1854-1891 краткое содержание
К.Н. Леонтьев (1831–1891) — поэт-философ и более лирик, чем философ. Тщетно требовать от него бестрепетного объективизма. Все, что он создал ценного, теснейшим образом связано с тем, что было — в его личных чувствах, в его судьбе, как факт его действительной жизни. Этим жизнь Леонтьева и его письма и ценны нам. Публикуемые в данном издании письма и есть «авторское» повествование о жизни.
Избранные письма. 1854-1891 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
К слову еще сказать: изумляюсь, как это другие люди в подобных и еще худших условиях живут и дышат без опоры положительной, уставной, так сказать, религии!
Только как взглянешь на икону или на церковные кресты из окна, так хоть на время да покажется осмысленным все жестокое бремя жизни в болезнях, в старости, заботах! (…)
Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).
150. Вс. С. СОЛОВЬЕВУ. 20 декабря 1886 г., Москва
(…) А «Ниву» [473]хотя мне и высылают, но я уже давно сам не читаю ее и большею частью даже и не вижу, а тотчас же ее посылают в Тулу одному родственнику. Что-то все газетное давно опостылило и я, кроме «Московских ведомостей» и «Православного вестника», никаких газет не читаю. Как-то легче без них дышится; почти все газеты меня чем-нибудь да раздражают, а в старости главное — внутренний мир души. Вы спросите: чем же меня раздражает «Нива», она не политическая газета? Да мелочами разными, например — «Два веселых и милых таксика нашли крота и подбрасывают его на воздух!..» Как несчастному кроту-то весело и мило! Уж очень глупо; а я и рассержусь и Маркса [474]и его помощников вдруг возненавижу… Вот и грех! Так зачем же. Хочу писать даже Фед(ору) Ник(олаевичу) Бергу, чтобы больше мне ее не присылал. Все как-нибудь не убережешься, заглянешь и рассердишься. (…)
Публикуется по автографу (ЦГИАЛ).
151. К. А. ГУБАСТОВУ. 2 февраля 1887 г., Москва
Милый мой Константин Аркадьевич, почему и за что Вы меня, старца недужного, совсем забыли? Впрочем, «за что» можно бы и не писать; это подразумевает вину какую-нибудь с моей стороны. А так как таковой нет, то я спрашиваю себя часто:
— Почему он так давно не пишет?
И сам отвечаю: все мы более или менее постарели, со старостью, положим, добрые чувства наши (дружба и т. п.) становятся вернее, потому что любовь к переменам все слабеет и слабеет, и даже нередко привычное зло нам не так страшно, как непривычное и сомнительное благо. А не то что искать новых друзей и забывать старых! Но беда в том, что в то же время чувства с годами в нас слабеют, кроме жажды отдыха и покоя! Ну, и с дружбой то же…
Сидит Губастов в этой веселой, чистой, красивой и покойной Вене и думает: «Написал бы Константину Николаевичу… Да о чем? И у него теперь никаких, вероятно, приключений нет и у меня тоже. Слухи доходят, что жив; около года, что ли, тому назад книги его выписал и т. д.
Да и до меня доходят слухи, что Вы еще в Вене и т. д. в октябре я был в Петербурге и слышал это от князя Н. Н. Голицына). Но я просто соскучился по Вас, и мне очень было бы приятно получить от Вас несколько дружеских строк. (…)
Теперь об отставке. История это была бы длинна, если бы рассказывать ее по порядку: но вот главное: сами понимаете, что как человек, прослуживший в должностях второстепенных немного более двадцати лет, я больше, как на 1000 р(ублей) с(еребром) прав не имею; 1500 р(ублей) с(еребром) лишних дает мне правительство за мои литературные труды. Дело шло особым порядком. Прежде всего согласились Т. И. Филиппов с министром народного просвещения Деляновым [475]. Министр народного просвещения вошел с отношением к министру внутренних дел; товарищ министра внутренних дел, князь Гагарин, находящийся давно в дружеских ко мне отношениях (еще с 70 года на острове Корфу; женат на Аргиропуло), честно поддержал меня у графа Толстого [476], граф Толстой и Делянов вместе вошли с предложением к Бунге [477]; Бунге (как и следовало немцу-профессору) более 1800 р(ублей) не давал, находя, что в моей деятельности ничего нет особенного. Но назначили Вышнеградского [478], и он тотчас же согласился на 2500.
И вот дня четыре тому назад мне велели подать прошение об увольнении от должности цензора. На этом пока остановилось, но так как по существу все уже решено и остались только формальности, то, вероятно, через две-три недели я буду свободен с 200 р(ублей) сер(ебром) в месяц.
Да, Губастов, что, если бы это было десять лет тому назад или даже в 80-м году в Варшаве? То ли б я мог сделать тогда! А теперь?.. Филиппов и Делянов еще рассчитывают и надеются на меня. Гагарин тоже, мои студенты тоже…
Но эти семь лет службы в Москве — годы тихие, правильные, скромные, но в высшей степени во всем средние, во всем «в обрез»— доконали меня. В денежном отношении — ни нужды и ни тени даже самого скромного избытка, в отношении труда — не трудно и не льготно, в отношении здоровья — одно лучше, другое хуже, — и во всем, во всем… Даже «общественное признание» теперь есть какое-то… Какая-то полуизвестность, какой-то «онорабельный», но уж ничуть не возбуждающий succes d'estime [479]в публике… и т. д.
Вот где был «скит»! Вот где произошло «внутреннее пострижение» души в незримое монашество!.. Примирение со всем, кроме своих грехов и своего страстного прошедшего, равнодушие, ровная и лишь о покое и прощении грехов страстная молитва…
Величайшее желание не писать, разве для наследников (для Лизы, для Вари, для Марьи Владимировны).
Да и почти уже не пишу давно… На что?
А в Угреше, где Вы думали, я тогда найду пристань, я был еще и честолюбец, и христианин еще какой-то страстный.
А теперь я даже и унынием, слава Богу, почти вовсе не страдаю. Уныние есть все-таки плод неудовлетворенных желаний, — а какие у меня теперь сильные желания?
Желание умереть не слишком мучительною болезнью — это сильно, да и то с постоянной оговоркой: если это не безусловно нужно для окончательного искупления грехов. А иначе остается молить Бога только о том, чтобы предсмертные страдания не довели до ропота!..
Еще одно желание сильно: чтобы денег было достаточно — для успокоения этого исстрадавшегося тела! Пенсия хороша, но в Москве я на нее жить не могу и, вероятнее всего, удалюсь с этой весны в Оптину и Айзу устрою там. Но не думайте, чтобы и в Оптину меня тянуло сильно. Нет, на время — да, с радостью, а надолго — все равно везде телесные страдания, везде равнодушие… Поздно!
Еще, пожалуй, прекрасный климат Босфора и возможность зимой гулять ежедневно пешком — это нравится моему воображению…
Но все-таки средств мало и рисковать что-то жутко с моими плохими силами!
Вспоминаю я часто Вас и Ваш совет в 1874 году в Константинополе: «Поезжайте в Россию, сделайтесь «литературным генералом» и лет через пять возвращайтесь сюда на отдых».
Не пять, а тринадцать лет прошло с тех пор; «генералом» меня все-таки критики и редакторы не сделали, а разве, разве непопулярным полковником, — и рад бы я умереть на Принцевых островах [480], но чтобы подняться отсюда покойно, нужно 1000 или 1500 руб(лей). Долги мне надоели до смерти, и должать мне стало теперь донельзя противно… Все это во мне изменилось, но стеснять себя еще ниже и еще строже, чем я стесняю себя эти семь лет, не могу… И потому да будет воля Господня!.. «Благослови душе моя, Господи, и не забывай всех воздаяний Его» — и прибавлю: всех прощений Его за эти тринадцать-четырнадцать лет после Афона! Очень, очень их много было!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: