Николай Барсов - Славянский мир Начальной летописи

Каждая ветвь, каждое племя занимало определенную область, имело свое имя и, в понятиях летописца, представлялось особью или единицей, точно отличавшейся от других. «Имаху бо обычаи свои и закон отец своих и преданья, кож до свой нрав» (Лавр., 6). Но вместе с тем мы не находим у него прямого объяснения, в чем именно заключались эти отличия, чем именно выделялась каждая ветвь из ряда других. По прямому смыслу летописного изложения все эти отличия сводятся к неравности нравственного и общественного развития и, может быть, к различию некоторых обычаев и обрядов в частном и общественном быту. При этом следует заметить, что в глазах летописца-христианина эти отличия, вытекавшие из первобытного языческого строя славянства, могли представляться с большей резкостью, чем то было в действительности. Так, отличительные черты полян, в которых христианство водворилось ранее, чем у других, он полагает в превосходстве их над другими именно по нравственным понятиям и по формам общественного быта. Их обычай кроток и тих: у них – брачные обряды, тогда как древляне, радимичи и вятичи живут в лесах, подобно зверям, и браков у них нет, но игрища межи селы. «Схождахуся на игрища, на плясание, и на вся бесовская игрища, и ту умыкаху жены себе, с нею же кто съвещашася; имяху же по две и по три жены». Погребальный обряд их – тризны, сожжение трупов и выставка праха «в малой су дине на столпе, на путех» – обряд, соблюдавшийся еще во время летописца у вятичей, соблюдался прежде и у кривичей (Лавр., с. 6). Ясно, что такие обрядовые отличия, вызванные у славян водворением у них нового жизненного начала – христианства, такое неравенство в общественном и нравственном развитии не могли служить первоначальной основой для такого выделения и обособления ветвей из общей массы восточнославянского населения, с каким они являются нам не только в изложении Начальной летописи, но и в самой исторической жизни Руси первых веков. Эти ветви, как увидим ниже, легли в основу удельного расчленения Русской земли и в первое время придали ему особенную прочность и определенность. Многие из них различались на Руси еще в половине XII века (кривичи, дреговичи, радимичи). Также мало могли обособляться ветви языком, различия в котором состояли не более как в говорах, религиях, и тем менее началами и формами общественного и семейного быта, которые носили на себе печать единого славянского происхождения. И потому при разъяснении истинного значения так называемых восточнославянских племен необходимо устранить всякую мысль о внутренних этнографических отличиях их друг от друга и искать иных условий и оснований их обособления. При внимательном рассмотрении свидетельств о быте восточных славян нельзя не видеть, что эти условия и основания заключались, с одной стороны, в географической отдельности поселений каждого племени, а с другой – во внутренней связи ее составных частей, которые сплачивались задатками государственной жизни, обнаруживающимися в разных концах восточнославянского мира уже до половины IX века. Так что каждая ветвь славянского языка составляла не этнографическую, а политико-географическую единицу. На такое именно значение племен указывают все известия Начальной летописи. Древнейшее предание о пришествии славян с Дуная ставит в связь появление славянских ветвей именно с географическим их расселением. «Разидошася, – говорит оно, – по земле и прозвашася имены своими, где седше на котором месте». Самые имена некоторых ветвей объясняются у летописца топически: «Поляне или поли – занеже в поле седаху (Лавр., с. 12), древляне – за не седоша в лесех, полочане речки ради Полоты…» Что касается политической отдельности, отдельности внутреннего управления, то она свидетельствуется всем ходом образования Русского государства, всем ходом подчинения ему восточнославянского мира. Видно, что к половине IX века восточнославянские ветви выработали уже в себе в значительной мере и внутреннее единство, и внешнюю самостоятельность, и сознание своей особности. С таким развитием отдельности и самостоятельности являются новгородские славяне и полоцкие кривичи в призвании князей, которое если и совершилось, то не иначе как на обоюдных условиях с той и другой стороны. Кривичи, поляне и другие южные племена, соглашающиеся добровольно подчиниться Руси; улучи, тиверцы, хорваты в борьбе с Русью за независимость, в борьбе, которая у вятичей длилась до конца XI века. Особность восточнославянских ветвей была таким резким, выдающимся фактом в эпоху сложения Русского государства, что летопись почла необходимым объяснить ее происхождение преданием, записанным ею в известной легенде о Кие и его братьях. До этих братьев, говорит она, поляне жили особо, каждый род на своем месте. Но после основания Киева и «по сих братьи держати почаша род их княжение в Полях, в Деревлях свое, а дреговичи свое, а словене свое в Новгороде, а другое на Полоте и же полочане» (Лавр., с. 5).

Таким образом так называемые теперь племена в славянском мире уже в эпоху до образования Русского государства представлялись в понимании летописца княжениями. Как кажется, они весьма рано усвоили себе название земель (Польская, или Полянская, земля, Лавр., с. 9; Деревьская земля; Там же, с. 24), название, более точно выражающее их внутренние и внешние отношения. Почти нет сомнения, что основой всего последующего общественного развития славян, зародышем, из которого вышли их княжения и земли, был родовой быт, в котором они жили первоначально. Отдельные роды под властью родовых старейшин или родоначальников были рассеяны по побережьям рек и проточных озер небольшими поселениями. Очень вероятно, что, живя разрозненно, роды рано увидели необходимость оборонных мест против внешних нападений и по возможности укрепляли свои поселения. Так возникли городки на местах, удобных для защиты, обыкновенно на гористом берегу реки или озера. Остатки их сохранились во многих из городищ, которые разбросаны по всему пространству коренных славянских поселений и их древнейших колоний в инородческих землях и о которых между тем за немногими исключениями ничего не сообщают исторические памятники [120]. Такие же следы древнеславянских сооружений представляют, вероятно, многие из населенных мест, которые до сей поры удержали название городков, городцев, городисков, городенок, городней и т. д. Естественное размножение населения обусловило выход из родового быта в быт общинный, с общинным землевладением, судом и управлением. Вместо разъединенных родовых поселений и городков возникли более многолюдные села, занятые одним или несколькими разветвившимися родами. Из сел могли выделяться обособившиеся веси [121], деревни. Между ними устанавливалась связь как в силу родственных союзов, так и благодаря географическому положению, то есть удобствам сообщения и общности местных интересов. Эта связь укреплялась необходимостью общей защиты от внешних неприятелей и от враждебных соседей и стремлением более почетных и могущественных родов возвыситься над другими и подчинить их своей власти. Так образовались волости, или, как утверждают, погосты [122], и затем последовательно из союза волостей – земли или княжения, которые управлялись или вечем волостных старейшин, или же племенными князьями, теми же старейшинами, но выделившимися из ряда других своим влиянием и значением. Как видно, более влиятельные роды передали всему союзу свои родовые названия. Иначе нельзя объяснить происхождение отечественных (patronymica) [123]или племенных названий славянских ветвей, очевидно происшедших от имен родоначальников колен, – каковы кривичи, дреговичи, вятичи, радимичи. Это предположение находит подтверждение в известном летописном предании о Радиме и Вятке, родоначальниках и вождях радимичей и вятичей.