Denis - Канарец, или Книга о завоевании Канарских островов и обращении их жителей в христианскую веру Жаном де Бетанкуром, дворянином из Ко, составленная монахом Пьером Бонтье и священником Жаном Ле Веррье

«Канарскую книгу» П. Бонтье и Ж. Ле Веррье не найдешь в списках шедевров французской словесности XV в. Это одно из многих и типичных литературных произведений той эпохи. Однако у нее нельзя отнять главного ее достоинства – острого авторского ощущения движения времени. Создатели «Канарца» адекватно воспринимали и сумели выразить ментальную атмосферу средневекового мира, стоящего на пороге грядущих исторических перемен.

Завершая наш разговор о «Канарце», мы хотели бы сказать несколько слов о его языке, который подвергался критике за «шероховатость» и «необработанность» со стороны ряда ученых, начиная с П. Бержерона. И это понятно. «Канарская книга» полна лингвистических «огрехов» разного рода. Здесь и не всегда упорядоченный синтаксис с его чрезмерными периодами, и кажущиеся излишними уточнения и повторы, и грамматические погрешности, и особенно богатая орфографическая вариативность. Примеры тому можно цитировать без конца: homme – home – omme; femme – feme – famme – fame; ennemi – anemi – anemy; auec – auecques – auecquez – auesques – auesquez; ycy – ysi – si – s’y – sy; deligensse – delyngense, и т.д. При этом графические варианты одной и той же лексемы свободно соседствуют друг с другом не только на одной странице, но и в одном предложении.

Орфографическая «небрежность» не только и не столько результат недостаточной грамотности авторов, но в значительной степени отражение состояния французского языка в стадии его становления. Идет процесс поиска графического знака, адекватного звуку. На каждом шагу возникают графические дублеты, отбор которых в руках времени. Единственный упрек, который можно адресовать двум капелланам (или переписчикам), – это их нежелание делать выбор в пользу того или другого варианта. Но едва ли это заботило их. Еще не наступила эра книгопечатания, давшая мощный импульс унификации правописания. А пока, чтобы обозначить носовые, язык еще колеблется между гласными «е» и «a» ( pendant – p andant) или согласными «п» и «m» (Rubic on– Rubic om). Еще соперничают между собой «i» и «у» (les illes – les ylles; l’ire – l’yre), «e» и «ai» (mestre – maistre; meson – maison), «s» и «с» (selon – celon), «s» и «z» (chose – choze), «с» и «q» (caresme – quaresme), «с» и «ss» (prouynce – prouinsse [81] Удвоение согласных типично для того времени, и текст «Канарца» здесь не исключение: en ff ant, pro ff it, pa rr o ll e, Ro mm e, pa pp e, sou pp er, cou pp er, pen ss er, traver ss er, и т.д. ) и т.д. Вариативность графического образа характерна и при передаче имен собственных [82] Bertin – Bertyn – Bertim – Berthin – Berdin; Enguerrant – Enguerran – Angueran; Ystace – Ystasse – Ytasse, etc. , особенно местных топонимов – не все звуки языка гуанчей адекватно воспринимались и воспроизводились европейцами. Самый яркий пример тому – десять вариантов прежнего названия Фуэртевентуры: Erbanne – Erbane – Erbenne – Erbanye – Erbenye – Erbennye – Arbanye – Arbanne – Albanye – Albanne.

В поиске и выработке орфографических правил задействована этимология. Язык еще не может полностью освободиться от своей материнской основы, слово еще хранит память о своих латинских корнях: aultre (alter), congnoissance (cognosco), doubter (dubitare), nepeu (nepos), soubs (sub) и т.д. Совершается и обратный процесс: слово, утратившее связь со своим началом, иногда снова возвращается к нему (eure – heure; onnor – honor; ostel – hostel; batizer – ba ptiser). Устаревшие слова сосуществуют рядом с новыми: a grant planté – grant foison; bailler – donner; cuider – croyre; decpecer – despecier; quieulx, lesquieuls, lesquieulz – desquels, lesquels. На глазах рождаются современные формы: Forte Aventure превращается в Fortaventure, Bas Lieu – в Baslieu, dire à Dieu – dire adieu. Иногда текст даже показывает несколько этапов становления слова, как в случае с наречием cependant: se ts pendant – se pandant – se pendant – ce pendant.

Для языка «Канарца» свойственны также «грамматические дублеты». Так, при глаголе нередко отсутствует субъектное местоимение третьего лица, уже получившее во французском «право гражданства»: «Et lors se partirent d’Erbane et arriuerent en la grant Canare à heure de prime, entrerent en vng grant port, qui est entre Teldes et Argonnez, et là sur le port...» (гл. XL). Порой и та и другая модели встречаются в одном предложении: «Et là se dinerent souns le bel ombre sur l’erbe vert, près des ruissiaulx courans, et là se reposerent vng petit, car ils estoient moult lassés» (гл. XXXVII). Утвердившийся прямой порядок слов не исключает инверсии: «Et quant ses trois compagnons furent vng pou eslongnez, ils encontrerent leurs anemis et leur coururent sus, et les misrent en chasse, et leur tolit Pierre le Canare vne femme, et en prist deulx autres en vne cauerne...» (гл. XXXVIII) [83] Интересная исследовательская задача – проследить, в каких случаях и в каких стилистических целях авторы прибегают к инверсии. . В поисках указательного прилагательного, каким станет ce (cet, cette, ces), язык пробирается сквозь чащу его «двойников»: ledit, saditte, lequel (lequel roy), icellui, icelle (icelluy Hanibal; icelle parolle) и даже itelle (itelle parolle).

Конечно, объективные погрешности (чей перечень далеко не исчерпан) не снимают вопроса о субъективных ошибках, которых также немало. Однако это именно те «недостатки», которые имеют для историков первостепенную значимость. Написанная в «грубоватой и наивной» манере, «в соответствии с невежеством и простотой того времени», «Канарская книга» представляет собой богатейший и бесценный лингвистический источник, являя исследователям картину состояния французского языка XV в. одновременно в ее синхроническом и диахроническом срезе. Но не менее важно и то, что эта живая и изменчивая языковая стихия несет на себе знак своего времени – она воплощает сам дух века великих переворотов и великих свершений.

При работе над «Канарцем» мы по мере возможности старались следовать позиции Г. Гравье, который, готовя к публикации текст рукописи «Б», считал принципиально важным вернуть читателю ее первоначальную редакцию. В нашу задачу входило сохранить при переводе безыскусную, порой шероховатую манеру письма двух нормандских монахов. Мы отказались от стилистической правки и остались в рамках тех скромных выразительных средств, которые были предложены авторами. Более того, мы не стали приводить в соответствие различные написания имен собственных, в первую очередь топонимов (Эрбан – Эрбанн – Эрбенн – Эрбани и т.д.), поскольку эти графические расхождения несли смысловую нагрузку: они отражали процесс открытия новых реалий (а значит, и новых наименований), их «приручения» и включения в привычный средневековый христианский мир.

Правда, в некоторых случаях мы были вынуждены нарушать данный принцип. Ради ясности изложения нам приходилось упорядочивать синтаксическую структуру, исключать повторы, загромождающие текст, иногда снимать неизменный союз «et» («и»), открывающий предложения, местами освобождать имена персонажей от почти обязательного указания «вышеназванный». Таков неизбежный компромисс, на который обречен переводчик, представляющий веку нынешнему век давно минувший.