Коллектив авторов - «И вечной памятью двенадцатого года…»

Консервативно настроенные читатели могли возмущаться, например, появлением на страницах журнала «Русский инвалид» статьи о Байроне и восклицать, что русскому воину не пристало обращать внимание на «мрачную поэзию англичан и человеконенавистническую философию немцев» 52 52 Рунич Д. П. Письмо к издателям «Русского инвалида» от 23 апреля 1820 г. // Рус. старина. 1896. № 10. С. 137–138. , что вряд ли могло помешать тем стать властителями дум. Как известно, проблема наполеонизма останется актуальной для многих великих русских писателей XIX в.

О. В. Зырянов

Наряду с наполеоновской легендой эпохи романтизма выделяется сформировавшийся в русской литературе наполеонический комплекс, отмечаются его ведущие черты и аксиологические основания. В анализе рассказа Д. Н. Мамина-Сибиряка «Наполеон» прослеживается авторская тенденция к бытовому «заземлению» личности наполеонического героя, воспринимаемого с позиции духовно-нравственных ценностей русского народа. Корректируются устоявшиеся представления о национальных стереотипах немцев и французов.

Ключевые слова: Наполеон Бонапарт; наполеонический комплекс; биографическая легенда; аксиология; национальный стереотип; Д. Н. Мамин-Сибиряк.

Личность Наполеона получает в русской литературе двойственное воплощение. И зависит это не только от исторической дистанции («большое видится на расстоянье») и от эстетической парадигмы художественности (классицизм – романтизм – постромантизм). Хотя, естественно, указанные факторы нельзя сбрасывать со счетов. Взять хотя бы пушкинские признания о Наполеоне. Как отличаются, например, от выдержанных еще в классицистической парадигме стихотворения «Наполеон на Эльбе» (1815) и оды «Вольность» (1817) с ее призывом «Самовластительный злодей! / Тебя, твой трон я ненавижу, / Твою погибель, смерть детей / С жестокой радостию вижу» 53 53 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 10 т. Л., 1977. Т. 1. С. 284. ) последующие, уже романтические по духу, ода «Наполеон» (1821) и элегизированное послание «К морю» (1824). Парадоксальность пушкинской формулы приоткрывает в исторической личности Наполеона его поистине роковое предназначение: «Хвала!.. Он русскому народу / Высокий жребий указал / И миру вечную свободу / Из мрака ссылки завещал» 54 54 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 10 т. Т. 2. С. 60. .

Как показывает опыт пушкинской поэзии, биография Наполеона подвергается существенной мифологизации. В аспекте индивидуального и коллективного мифотворчества мы можем говорить о создании особой – наполеоновской – легенды. В создании ее важен отбор и акцентировка определенных биографических и исторических фактов, которые представляются наиболее значимыми и характерологическими именно с позиции мифотворчества. Выделим в хронологическом порядке основные вехи биографии Наполеона как историко-мифологического лица, оказавшиеся особо востребованными русскими поэтами-литераторами.

Во-первых, это принятие знаменитого Гражданского кодекса Наполеона, закрепившего основные достижения буржуазной революции и парадоксально совпавшего («бывают странные сближения») с расстрелом во рву Венсенского замка герцога Энгиенского (21 марта 1804) 55 55 См. в этом плане парадоксальное сближение образов Бориса Годунова и Наполеона в пушкинских заметках на полях статьи М. П. Погодина «Об участии Годунова в убиении царевича Димитрия»: «А Наполеон, убийца Энгенского, и когда? Ровно 200 лет после Бориса» ( Пушкин А. С. Указ. соч. Т. 7. С. 386). .

Во-вторых, происшествие в Яффе во время египетского похода, когда в отступающей после поражения под Сен-Жан-д’Арк армии Наполеона появляются случаи заболевания чумой. По одной версии, Наполеон предложил врачу дать больным солдатам смертельную дозу опиума. По другой – великий полководец, стараясь воодушевить больных солдат, пожимал им в лазарете руки, проявляя тем самым акт героизма и самоотверженности. Показательно, что в стихотворении «Герой» (1830) Пушкин отдает предпочтение именно второй версии, возвышающему душу «обману», противопоставляя его, по собственному признанию, «тьме низких истин», наполняющих историю.

В-третьих, заточение Наполеона на острове Св. Елены, когда гений его «угасает» в одиночестве и страшной тоске от разлуки с сыном. Именно данный сюжет будет положен в основу пушкинской оды «Наполеон» (1821).

Наконец, в-четвертых, историческое событие, относящееся уже к посмертной судьбе Наполеона: речь идет о решении перезахоронить прах великого полководца в Париже накануне двадцатилетия со дня его смерти, в декабре 1840 г. На данное событие находим в русской литературе многочисленные отклики, в том числе и специальные циклы стихов А. С. Хомякова и М. Ю. Лермонтова. Итак, когда речь идет о складывании наполеоновской легенды, то это вполне объяснимо как результат апологии исторического героя, акт его романтизации: герой является в ореоле исключительности, представая трагически страдающим и отверженным, вообще непризнанным или недооцененным обывательской массой, толпой. В таком случае в образе Наполеона как исторического лица акцентируются, как правило, ценностно-позитивные черты.

Совсем иначе обстоит дело с так называемым наполеоническим комплексом. По сути, это все тот же образ Наполеона, его концептуально осмысленная биография, но на этот раз уже пропущенные через призму национального самосознания, отраженные в зеркале этнопоэтики. Напомним, что этнопоэтика (как вполне законная часть исторической поэтики) призвана «изучать национальное своеобразие конкретных литератур» и, в частности, ответить на вопрос, что «делает русскую литературу русской» 56 56 Захаров В. Н. Русская литература и христианство // Евангельский текст в русской литературе веков: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: сб. науч. тр. Петрозаводск, 1994. С. 9. . Черты Наполеона-антихриста, воплощение непомерного индивидуализма, беспрецедентной в истории человечества гордыни – вот что прежде всего акцентирует в наполеоническом комплексе русская классическая литература. Пример поистине поучительный и требующий вдумчивого аналитического объяснения!

Пожалуй, впервые национально-ценностная модель, развернутая рефлексия на данную тему появляется во второй главе «Евгения Онегина» А. С. Пушкина: