Джон Гриббин - В поисках кота Шредингера. Квантовая физика и реальность

Теперь посмотрим на это с другой стороны. Представим обычную последовательность волн, распространяющихся в емкости с водой и наталкивающихся не на препятствие, окруженное водой, а на сплошную стену на их пути, имеющую в центре промежуток. Если промежуток гораздо больше, чем длина волны, то дальше пройдет лишь та часть волны, которая умещается в него, при этом незначительно расширяясь, однако оставляя большую часть воды по ту сторону преграды невозмущенной – подобно волнам, приходящим к проему в стене бухты. Однако если промежуток в стене очень мал, то отверстие ведет себя как новый источник круговых волн, будто в этом месте в воду бросают гальку. На дальней стороне стены эта круговая волна (или, точнее, полукруговая) распространяется по всей поверхности воды, не оставляя невозмущенной зоны.

Рис. 1.6. Круговые волны, исходящие от каждого из отверстий в экране с двумя прорезями, интерферируют, создавая картину из светлых и темных полос на белом экране обзора. Это ясно доказывает, что в рамках эксперимента свет ведет себя как волна.

Пока все сходится. Теперь мы наконец подбираемся к опыту Юнга. Представим ту же конструкцию с емкостью с водой и параллельными волнами, движущимися к препятствию, но теперь в нем сделано уже две маленькие прорези. Каждая из прорезей ведет себя как новый источник полукруговых волн в области позади препятствия, и поскольку эти две вторичные волны являются производными одной плоской волны с другой стороны препятствия, они движутся согласованно, или в фазе. Теперь мы имеем две серии волн, распространяющихся по воде, и это создает более сложную картину на поверхности. В месте, где обе волны поднимают уровень воды, возникает более выраженный гребень. Там, где одна волна пытается создать гребень, а другая впадину, они нивелируют друг друга и уровень остается неизменным. Эти явления называются конструктивной и деструктивной интерференцией, и их легко наблюдать в грубом приближении, одновременно бросив два камня в воду. Если свет – это волна, то сходный эксперимент должен выявить такую же интерференцию и между световыми волнами. Именно это и открыл Юнг.

Он пустил свет на экран, в котором были проделаны две узкие прорези. Позади этого препятствия свет от двух прорезей расходился и интерферировал. Если аналогия с волнами воды была верна, то по ту сторону препятствия должна была появиться интерференционная картина из чередующихся зон света и темноты, вызванная конструктивной и деструктивной интерференцией волн от каждой прорези. Юнг наблюдал именно это – сменяющие друг друга полосы света и тени на экране, – когда поместил позади прорезей белый экран.

Однако эксперимент Юнга не перевернул научный мир, особенно в Британии. Научное сообщество там практически приравнивало любое несогласие с идеями Ньютона к ереси и отсутствию патриотизма. Ньютон умер только в 1727 году, а в 1705-м, менее чем за сто лет до оглашения Юнгом своих результатов, он стал первым ученым, которого посвятили в рыцари. В Англии не могли так скоро сбросить со счетов легенду, поэтому, возможно, в те годы Наполеоновских войн наилучшим стало то, что именно француз, Огюстен Френель, подхватил эту «непатриотичную» идею и в итоге развил волновое объяснение природы света. Работа Френеля появилась через несколько лет после опыта Юнга и, будучи более полной, дала волновое объяснение практически всех аспектов поведения света. Среди прочего Френель объяснил явление, известное всем нам сегодня, – красивые цветные разводы, которые возникают при попадании света на тонкую масляную пленку. Это происходит опять же из-за интерференции волн. Часть света отражается от поверхности пленки, тогда как другая проникает внутрь и отражается от нижнего слоя. Таким образом получаются два отраженных пучка, которые интерферируют друг с другом. Поскольку каждый цвет соответствует различной длине волны, а белый свет состоит из смеси всех цветов радуги, отражение белого света от масляной пленки создает множество цветов из-за того, что некоторые волны (цвета) интерферируют деструктивно, а некоторые конструктивно – в зависимости от того, где располагается глаз наблюдателя относительно пленки.

К моменту, когда французский физик Леон Фуко, известный благодаря маятнику, носящему его имя, в середине XIX века установил, что, вопреки предсказаниям корпускулярной теории Ньютона, скорость света в воде меньше, чем в воздухе, к этому уже был готов любой заслуживающий внимания ученый. К этому времени «все знали», что свет, чем бы он ни был, представлял собой некоторую форму волнового движения в эфире. Однако все же было не лишним продемонстрировать, что такое «волна» в пучке света. В 1860-х и 1870-х теория света, казалось, наконец была завершена, когда великий шотландский физик Джеймс Клерк Максвелл установил существование волн, связанных с изменением электрического и магнитного полей. Электромагнитное излучение, по предположению Максвелла, имело череду сильных и слабых электрических и магнитных полей, подобно гребням и впадинам на поверхности волн воды. В 1887 году Генрих Герц сумел произвести передачу и прием электромагнитного излучения в форме радиоволн, которые подобны волнам света, однако имеют гораздо большую длину. В конце концов волновая теория света была завершена, но лишь с тем чтобы вновь быть перевернутой великой революцией в научном понимании со времен Ньютона и Галилея. К концу XIX столетия лишь дурак или гений мог считать свет корпускулярным. Таким человеком стал Альберт Эйнштейн, однако, перед тем как мы поймем, почему он сделал этот смелый шаг, нам нужно обратиться глубже к идеям физики XIX столетия.

Многие популярные работы по истории науки рассказывают, что идея атомов восходит к древним грекам, ко времени рождения науки, и восхваляют древних ученых за их раннее понимание истинной природы материи. Однако такой взгляд немного преувеличен. Демокрит из Абдеры, умерший около 370 года до н. э., действительно предполагал, что сложная природа мироздания может быть объяснена, если все предметы состоят из различных неизменяемых и находящихся в постоянном движении атомов, каждый тип которых имеет собственную форму и размер. «Существуют лишь атомы и пустота, все остальное – во мнении» [2] Цитируется во многих книгах, включая «Приглашение в мир физики» Джея М. Пасахоффа и Марка Л. Кутнера (с. 3). , – писал он, а позже Эпикур Самосский и римлянин Лукреций Кар заимствовали эту идею. Но этой опережающей свое время теории тогда не суждено было стать основой для объяснения мироздания, и мнение Аристотеля о том, что все во Вселенной состоит из четырех «элементов» – огня, земли, воздуха и воды, – оказалось гораздо более популярным и стойким. Тогда как идея об атомах была в основном позабыта ко времени появления Христа, четыре элемента Аристотеля продержались две тысячи лет.