Иван Забелин - Имя Руси

«17 августа. Так как времени очень мало, чтобы разжевывать заключающееся в ней содержание, то было бы хорошо, когда бы его сиятельство соблаговолил приказать Миллеру высказаться гадательно, чтобы не обижать никого. Поистине это самый верный и приятный способ, потому что тогда решение предоставляется публике, которая желает быть главной, а, несмотря на то, автор, если он искусен, силой своих доказательств нечувствительно увлечет на сторону своих воззрений. И самое главное в этом случае есть то, что президент не рискует ничего своим одобрением, а профессора могут быть тем только довольны…»

«21 августа. Его сиятельство прекрасно поступил, передав диссертацию г. Миллера на суд гг. профессоров. Они уже работают над ней и сделают так, что все останутся тем довольны, как равно и г. Миллер. Если бы напечатать его речь в том виде, как она есть, то все профессора согласны, что это было бы уничижением для Академии …»

«24 августа. Г. Миллер не хочет уступить, а другие профессора не хотят принять ни его мнения, ни его способа изложения…»

«28 августа. Фишер сказывал мне, что г. Ломоносов пишет по-латыни несравненно лучше Миллера. Так как речь последнего была наполнена ошибками против грамматики и истории и выражениями грубыми и обидными , то это все откинули, насколько позволяли время и уступчивость г. Миллера… Я говорю вам, м. г., как перед Богом, что Миллер только тогда сказал мне о своей речи, когда представил ее в канцелярию для отсылки в Москву. Правда, что, прочитав ее, я ему сказал в лицо, что не думаю, чтобы его сиятельство одобрил когда-нибудь его речь в том виде, как она есть, и что было бы лучше изложить этот предмет с большей осторожностью, чтобы не обидеть никого…»

По случаю рассмотрения речи, назначенное на 6 сентября торжественное собрание Академии было отложено, почему Шумахер писал:

«6 сентября. Весь город в волнении от внезапной перемены касательно торжественного собрания и каждый занят отысканием причин тому. Некоторые даже предполагают, что собрание отменено по представлению комиссара Крекшина, которого мнения противны миллеровским относительно происхождения господ русских». Так думал и сам Миллер.

«7 сентября. Вы угадали: нет ни одного профессора, который бы верил, что не злосчастная речь г. Миллера была причиной расстройства торжественного собрания. Гг. профессора Струбе, Ломоносов, Тредиаковский, Фишер и два адъюнкта Крашенинников и Попов думают, что в состоянии судить о предмете…»

«11 сентября. Гг. профессора и адъюнкты трудятся над речью г. Миллера, и вы, м. г., увидите, что мнение каждого из них, поданное особливо, будет весьма различествовать от того, которое он подавал с товарищами, будучи в заседании. Гг. ученые, из опасения ли, из зависти ли, очень редко высказываются о том, о чем их спрашивают. Когда хочешь знать истину о предмете, надобно непременно говорить с каждым отдельно. Так я и сделал».

«16 сентября. С самого начала диссертация г. Миллера не имела чести мне понравиться, но я не находил ее столь ошибочной, как описывают гг. профессора и адъюнкты… Любезный мой друг и собрат по невзгодам! Не найдете ли вы удобным предложить его сиятельству приказать лучше на этот раз выбрать предмет из физики по математическому классу и отложить речь г. Миллера до другого времени, потому что невозможно согласить мнения гг. профессоров с авторскими, да если бы и возможно было, то надобно было бы переводить снова…»

Предложение Шумахера было принято, и к предстоящему собранию стал готовить речь профессор математики Рихман.

«19 октября. Гг. профессора и адъюнкты теперь трудятся над диссертацией г. Миллера и в понедельник начнут битву. Я предвижу, что она будет очень жестока, так как ни тот, ни другие не захотят отступиться от своего мнения. Не знаю, помните ли вы еще, м. г., то, что я имел честь писать к вам о диссертации г. Миллера. Помню, что я утверждал, что она написана с большой ученостью, но с малым благоразумием. Это оправдывается. Г. Байер, который писал о том же предмете в академических комментариях, излагал свои мнения с большим благоразумием, потому что употреблял все возможное старание отыскать для русского народа благородное и блистательное происхождение (по Байеру, варяги-династия были люди дворянской фамилии из Скандинавии и Дании); тогда как г. Миллер, по уверению русских профессоров, старается только об унижении русского народа. И они правы. Если бы я был на месте автора, то дал бы совсем другой оборот своей речи (Шумахер чертит ловкую программу, как бы он, польстив народному самолюбию, все-таки провел бы свою мысль. – Примеч. авт. ), но он (Миллер) хотел умничать. Habeat sibi ( лат. „пусть себе владеет“, то есть „и на здоровье“. – Примеч. ред. ) – дорого он заплатит за свое тщеславие!»

«30 октября. Профессор Миллер теперь видит, что промахнулся со своей диссертацией, потому что один Попов задал ей шах и мат, указав на столько грубых ошибок, которых он решительно не мог оправдать… Теперь он сказывается больным и не хочет более ходить в конференцию. Место на страницах 18 и 19 диссертации Рихмана приносит более чести академии, чем вся галиматья г. Миллера, которой он хочет разрушить все, что другие созидали с таким трудом». См.: Пекарский П. Дополнительные известия для биографии Ломоносова. – СПб., 1865. – С. 46–53.

Пекарский П. История Имперской Академии наук. – СПб., 1870–1873. – Т. I; Билярский П. Материалы для биографии Ломоносова. – СПб., 1865.

Билярский. Материалы для биографии Ломоносова. – СПб., 1865. – С. 758, 768.