Питер Уотсон - Эпоха пустоты. Как люди начали жить без Бога, чем заменили религию и что из всего этого вышло

Peter Watson

THE AGE OF NOTHING. HOW WE HAVE SOUGHT TO LIVE SINCE THE DEATH OF GOD

© Peter Watson 2014

Перевод с английского Михаила Завалова (Введение, Части I и II) и Наталии Холмогоровой (Часть III и Заключение)

© Peter Watson 2014

© Завалов М. И., перевод на русский язык, 2017

© Холмогорова Н. Л., перевод на русский язык, 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

«Стремление вкладывать смысл в наш опыт, придавать ему форму и наводить в нем порядок, несомненно, столь же реально и неотвязно, как и лучше знакомые нам биологические потребности».

«Мы чувствуем, что, если даже будут найдены ответы на все возможные научные вопросы, проблем жизни это никак не коснется».

«Поиск ответа на вопрос, как жить, есть более фундаментальная и более важная задача человеческого ума, нежели открытие любого факта».

«Человек не в состоянии вынести бессмысленной жизни».

«Жизнь не в состоянии ждать того момента, когда ученые дадут научное объяснение вселенной. Мы не можем откладывать нашу жизнь до того момента, пока не будем готовы».

«Мы должны делать ставку на существование смысла».

«Смысл – не гарантия безопасности».

«Стоит ли восхищаться тем, что тобой управляет желание найти душевный покой?»

«На смену религии пришла психотерапия, так что «Христос Спаситель» превратился в “Христа Консультанта”».

«Быть может, существование лишено смысла, но стремление жить сильнее разумных доводов в пользу жизни»

«Наполненный смыслом мир – вот опора для такого будущего, которое выходит за пределы незавершенной жизни отдельного человека; таким образом, пожертвовать в нужный момент жизнью означает правильно ею распорядиться, тогда как жизнь, которую слишком усердно экономят или сохраняют недостойными способами, есть жизнь, потраченная совершенно напрасно».

«…Проблема смысла жизни… встает потому, что мы способны занять такую позицию, с которой все наши самые неотложные личные заботы кажутся малозначимыми».

«Все религии несут в себе одну и ту же неудовлетворенность».

«Но есть ли нечто такое, где обычно присутствует Бог?»

«Выражать нечего, выражать нечем, выражать не из чего, нет желания выражать, равно и как обязательства выражать».

«Если Бога нет, все дозволено».

«Мы развиваемся так, что этого не способна измерить Наука, и движемся к тому, чего себе не может представить Богословие».

«Мы здесь, на земле, чтобы делать добро другим. А для чего здесь другие, я не знаю».

«Тот, у кого окажется больше всего игрушек на момент смерти, выигрывает».

«Человек – это не тот, кто гонится за счастьем, но скорее тот, кто ищет причину быть счастливым».

«Нельзя сказать, что я не верю в Бога и потому, естественно, надеюсь на то, что его нет! Я не хочу, чтобы был Бог; я не хочу, чтобы вселенная была такой, и надеюсь это показать».

«Концепции красности и круглости – куда в большей мере плод работы воображения, чем концепции Бога, или позитрона, или конституционной демократии».

«Жизнь, в которой нет ничего такого, за что человек готов был бы умереть, вряд ли будет очень плодотворной».

«Мы можем вообразить себе счастье, но не переживание».

«В итоге ценность нашей жизни по характеру наречие, а не прилагательное. Это ценность действия, а не что-то такое, что остается по вычету действия».

«Есть мир иной, но он находится в мире этом».

«Люди должны быть пророчествами грядущего века, а не ходить в страхе Божьем или при свете разума».

«Обычно философы размышляли о том, что они называли смыслом жизни. (Сегодня этим занимаются мистики и комики.)»

К лету 1990 года писатель Салман Рушди уже более года вынужден был скрываться. Причиной этого была фетва, постановление, озвученное верховным религиозным лидером Ирана Хомейни 14 февраля 1989 года, когда он сказал: «Я извещаю благородных мусульман всего мира о том, что автор книги «Сатанинские стихи», направленной против ислама, Пророка и Корана, а также все люди, которые участвовали в ее публикации, зная о ее содержании, приговариваются к смерти. Я призываю всех мусульман казнить их, где бы их ни нашли».

Это событие, чудовищное по любым стандартам, стало еще ужаснее из-за того, что аятолла Хомейни претендовал на власть над всеми мусульманами. Но как бы там ни было, Рушди надо было защитить, так что к нему приставили полицейских и дали ему пуленепробиваемый «Ягуар», хотя безопасное жилье писатель искал себе сам. В июле 2012 года полиция предложила ему еще одну меру безопасности – парик. «Так вы сможете ходить по улицам, не привлекая внимания», – сказали ему. Лучший специалист по парикам из лондонской полиции пришел к Рушди и взял образец его волос. Затем он сделал парик, который прибыл к писателю «в коричневой картонной коробке, похожей на небольшого спящего зверя». Когда Рушди надел его, парик, по словам полицейского, «выглядел прекрасно», так что они решили «его выгулять» по Лондону. Они доехали на машине до улицы Слоун в районе Найтсбридж и припарковались у модного универмага «Харви Николс». Когда они вышли из «Ягуара», «все прохожие повернулись и стали смотреть на них, а некоторые ухмылялись или даже хохотали. “Гляньте, – сказал один мужчина, – это же тот мужик, Рушди, в парике”». [1] Salman Rushdie, Joseph Anton , London: Jonathan Cape, 2012, pp. 236–237.

Это забавная история, несмотря на ее мрачные обстоятельства, и Рушди снова рассказывает ее в своих мемуарах «Джозеф Энтон» (под таким именем он скрывался), причем опубликовать их стало, как он думал, безопасно только в 2012 году, спустя примерно четверть века после объявления той фетвы.

Пока на протяжении этих тревожных лет Рушди жил двойной жизнью, ему, несомненно, чего-то не хватало, в том числе самого драгоценного – свободы. Но немецкий философ Юрген Хабермас думал совсем не о том, когда писал свое знаменитое эссе «Осознание того, чего недостает: вера и разум в постсекулярную эпоху» (2008). Его также занимал вопрос о влиянии религии на нашу жизнь, но он имел в виду нечто, быть может не менее ценное, и то, что куда хуже поддается определению.