Ричард Дэвидсон - Эмоциональная жизнь мозга

Мы не могли показывать видео новорожденным: ни их зрение, ни их внимание не были готовы к той работе, которая требуется для наблюдения. Нам было нужно что-то другое, что вызвало бы четкий положительный или четкий отрицательный эмоциональный отклик. И тогда я вспомнил о Дарвине. В своей работе «Выражение эмоций у человека и животных» он утверждал, что чувство отвращения берет свое начало в отторжении вредных веществ изо рта. Я понял, что мы должны использовать вкусовые ощущения. Так что, после того как ребенок был накормлен в яслях (это происходило еще тогда, когда новорожденные находились в яслях – за этими большими стеклянными окнами, которые вы можете увидеть в старых фильмах) и был тихим, хотя и настороженным, мы устремлялись к нему и приносили его в близлежащую лабораторию Натана. Мы быстро прикрепляли электроды к шапочкам размером как раз для новорожденного и одну за другой капали на его маленький язычок несколько капель дистиллированной воды, затем воды, подслащенной сахаром, а затем лимонный сок.

Результаты были почти комичными. Простая вода вызывала небольшой отклик, но сахарная вода будто озаряла детские лица и приводила к тому, что, вполне вероятно, было их первой усмешкой. Лимонный сок заставлял их морщиться, их глаза щурились, а уголки рта опускались. И, к нашей радости, результаты ЭЭГ совпадали с этим: большая левосторонняя префронтальная активность в ответ на сахарную воду, большая правосторонняя активность в ответ на лимонный сок. Хотя префронтальная кора у новорожденных развита еще недостаточно, это показывает функциональные различия, связанные с положительными и отрицательными эмоциями с самого начала жизни.

Вы, вероятно, задаетесь вопросом, имеют ли эти различные уровни активности мозга – между левой и правой префронтальной областью у одного человека, между активностью левой (или правой) префронтальной области одного человека и другого – что-то общее с реальным миром и с тем, как люди себя ведут? Хороший вопрос. Всякий раз, когда вы проводите психологический эксперимент в лаборатории, вас беспокоит то, что ситуация настолько искусственная и совершенно не соответствует тому, как люди ведут себя в реальной жизни. Кроме того, вы думаете о том, что добровольцы могут заметить ваши попытки провести измерения и каким-либо образом воздействовать на результаты. Например, если они думают, что вы пытаетесь определить, какие аспекты личности влияют на поведение в духе доброго самаритянина, участники эксперимента могут начать вести себя как мать Тереза. Или же они просто могут соврать вам. Может быть, они говорят, что их вдохновил ролик с речью Мартина Лютера

Кинга «У меня есть мечта», который вы им только что показали, и поэтому вы соотносите активность их мозга с чувством вдохновения… но на самом деле запись показалась им скучной. Сами того не зная, вы только что обнаружили нейронный коррелят скуки и ошибочно обозначили его как нейронный коррелят вдохновения.

Но дети не способны понять истинную цель вашего эксперимента и слишком невинны, чтобы солгать о том, что испытывают. Я упоминал наше первое исследование младенцев, во время которого мы с Натаном Фоксом обнаружили повышение активности левой префронтальной области, когда испытуемые смотрели на смеющуюся актрису, и повышение активности правой префронтальной области, когда они смотрели, как актриса плачет. Я предположил, что дети действительно чувствуют себя счастливыми или печальными. Но, конечно, они не могли нам об этом рассказать. Просто чтобы убедиться в том, что мои выводы были верны, я решил посмотреть, как дети ведут себя на самом деле.

К тому времени я работал в Висконсинском университете в Мэдисоне, куда я успел перебраться (я скоро расскажу об этом подробнее), и мое исследование вступало в новую фазу. Вместо того чтобы сосредоточиваться на общих закономерностях деятельности мозга, сопровождающей эмоции, я начал пытаться оценить невральную основу индивидуальных различий. До сих пор я искал схемы, которые применимы к каждому. Но, как я сказал в главе 1, люди очень различаются в том, как они испытывают и выражают эмоции. Я хотел узнать, смогу ли обнаружить основу этих различий, заложенную в мозге, начиная с младенцев.

Чтобы набрать детей десятимесячного возраста, мы использовали регистрационную запись младенцев, рожденных в этом районе, основанную на объявлениях о рождении в газетах. Объекты исследования появлялись в моей лаборатории один за другим, и, после того как я объяснял ситуацию каждой матери, я надевал на голову ребенка шапочку с электродами и измерял базовую активность мозга. После этого просил мать усадить ребенка в детское креслице и расположиться за ним. Когда дети успокаивались, я говорил матери, что примерно на десятой минуте эксперимента я подам ей знак (в виде вспышки света), который будет виден только ей. Это будет значить, что ей надо встать и выйти из комнаты. Именно тогда мы начинали снимать на видео покинутого ребенка. Меня интересовало, способны ли базовые показатели активности мозга, которые мы зафиксировали, спрогнозировать поведение детей в результате ухода матери.

К счастью для нас, дети не очень-то творчески реагировали на уход своих матерей: они либо почти сразу же начинали реветь, либо становились очень любопытными и оглядывали комнату, несколько огорченные. Показания активности мозга прогнозировали эти реакции идеально. У плачущих детей были более высокие базовые уровни активности правой префронтальной области, нежели у детей, которые сразу приняли тот факт, что их покинули. Это убедило меня в том, что базовые показатели активности мозга отражали нечто настолько реальное, что выражалось в различиях поведения.

Вспомните, как пациенты Гайнотти с их поврежденными левыми префронтальными областями были склонны к аффективному плачу, а также имели некоторые классические признаки депрессии. Это приводит к очевидному вопросу: уменьшается ли активность левой префронтальной коры у пациентов, страдающих депрессией? Чтобы выяснить это, я провел мое первое исследование того, что впоследствии станет длинной серией экспериментов, касающихся депрессии и мозга. Еще в государственном университете штата Нью-Йорк в Перчейзе, в ранние 80-е, я набрал шесть человек с депрессией и девять здоровых добровольцев для небольшого пилотного исследования. Я решил записать базовую активность мозга («базовую», то есть при отсутствии какого-либо стимула), во время которой добровольцам не было дано указаний делать что-либо определенное, к примеру смотреть видеозапись, нужно было просто «отдыхать», открывая и закрывая глаза в определенные моменты. Вуаля: у людей с депрессивными симптомами обнаружилась значительно меньшая активность левой лобной области в сравнении с участниками, не страдающими депрессией.