Елена Пенская - Русская развлекательная культура Серебряного века. 1908-1918

В том же 1922 г. И. Эренбург обозначает место Слёзкина в современной литературе, заметив, что опасается за Серапионов: «<���…> Завтра возьмут и бросят писать или критикам назло выпишутся в грядущих Слёзкиных» [193] [Эренбург, 1922, с. 3]. .

Тогда же М.А. Булгаков публикует в берлинском журнале «Сполохи» свою единственную литературно-критическую статью «Юрий Слёзкин (силуэт)» [194] [Булгаков, 1922]. , воспроизведенную позже в издании «Романа балерины» Ю. Слёзкина (Рига, 1928) [195] [Булгаков, 1928]. . Эта статья охватывает, если исключить мимоходом упомянутый сборник «Чемодан» (Берлин, 1921), только дореволюционную прозу Слёзкина, то есть здесь представлен писатель как бы завершивший свой творческий путь. Один из цитируемых в статье фрагментов [196] См. процитированное М. Булгаковым: «В этот день, когда к спящей царевне приходит влюбленный принц, когда в полях расцветают голубые ночевеи <���…>» [Там же, с. 15]. воспринимается как пародия, но Булгаков не отделяет этот стиль от сути слезкинского творчества: «Никак нельзя иначе писать “Ольгу Орг” <���…>. Гладкий стиль (Курсив мой. – И. Б.) порой безумно скучен <���…>, но отвергать его нельзя. Иначе придется отвергнуть и всего Слёзкина…» [197] [Булгаков, 1922, с. 15]. . Как видим, вывод Булгакова одновременно и справедлив, и двусмыслен: а в самом деле, почему бы не отвергнуть Слёзкина с его красивостями, «ночевеями “Ольги Орг” и ювелирными кропотливыми штришками всюду»? [198] [Булгаков, 1928, с. 15]. Ср. с вышеприведенным отзывом А.А. Блока: «<���…> Мелкая, мелкая, будто бы “чеховская” наблюдательность» [Блок, 1962, с. 113].

Критика эмиграции так же прозорливо писала о нем, словно подводя итоги – именно так Слёзкина хвалил Г. Адамович, тематизируя значение литературы второго или даже третьего плана как развлекательной, положительный момент в которой – отсутствие идеологического содержания: «В нем привлекала его непринужденная легкость, чуть-чуть на французский лад, у нас довольно непривычная. Слёзкин никаких вопросов не решал и за особо резким реализмом не гнался. Он рассказывал истории – бойко, занятно и даже довольно изящно» [199] Цит. по: [Арьев, 2005, с. 346]. Впервые: [Адамович, 1925, с. 2]. .

В 1922 г. в литературном приложении к газете «Накануне» Евг. Лундберг снисходительно определял новое издание старого романа Слёзкина «Ветер» (1916) как «приятно-суховатую вещь» и в некоторых характеристиках, скорее всего, непреднамеренно повторял упрек Блока в чрезмерной подробности деталей: «Трудно вынести и перечисление составных частей ландшафта – цветов, деревьев, зданий, предметов – и эпитеты, в которых нет ничего, кроме дурной литературной привычки» [200] [Лундберг, 1922, с. 11]. .

Советская критика отнеслась к Слёзкину более сурово. Так, в статье с характерным названием «Не тем засеяли» Н. Изгоев упрекает его как автора в советской литературе стороннего, который «выявляет», «зарисовывает» людей «не только чужих, но враждебных нам, тех, кого мы упорно ломим, а родственные им писатели поддерживают, поднимают их моральную крепость, питают их уверенностью. Эти беллетристы гордятся ими:

– Ведь этакие, мол, крепкие люди. Огонь и воду и медные трубы проходят и живут, завоевывают жизнь» [201] [Изгоев, 1923, с. 167]. .

От такой критики Слёзкина не спасает даже конъюнктура: его рассказ «“Приятельская услуга” о том, как красный летчик, приезжавший на родину в Польшу, привозит оттуда с собой польский самолет и своего бывшего друга, офицера генерального штаба», по мнению Н. Изгоева, не удовлетворяет принципам советского интернационализма: «вполне советский, но он слишком патриотичен в узком смысле этого слова и халтурен. Это не художественная ценность» [202] [Там же]. .

В середине 1920-х годов А. Лежнев в журнале «На посту» выдвигает императив – смотреть на Слёзкина не как на известного писателя, а как на «малого» литератора, чей новый роман «“Девушка с гор” остается таким же явлением малой литературы, каким был “Секрет полишинеля” (Повесть Слёзкина, 1913 г. – И. Б.). Надо сюда подойти с меньшей меркой. Тогда видишь, что роман не лишен достоинств» [203] [Лежнев, 1925, с. 281]. .

Советские литературоведы более позднего времени с гордостью за объект своего исследования отмечали, что в романе «Столовая гора» у Слёзкина «поставлены и в какой-то степени решены проблемы интеллигенции и революции, художника и народа» [204] [Ковалева, 1981, с. 12]. и именно в этом романе он выступил как автор, который первым «в советской литературе ярко рисует среду внутренней эмиграции, показывает ее обреченность» [205] [Никоненко, 1979, с. 206]. . Напомню, что именно в «Столовой горе» прототипом внутреннего эмигранта, изображенного на грани политического доноса, Слёзкин сделал М.А. Булгакова, придав ему имя и отчество Алексей Васильевич, совпадающие с именем и отчеством главного героя романа «Белая гвардия». По всей вероятности, это и послужило причиной разлада в отношениях [206] Более подробно об этом и об упомянутой статье Булгакова см.: [Белобровцева, Кульюс, 2001]. . Как бы там ни было, Булгаков изобразил Слёзкина не только в виде завистника Ликоспастова в «Записках покойника» (факт более известный) [207] См., например: [Файман, 1981; Арьев, 1988]. , но еще раньше – в повести «Тайному другу» (1929).

Использовав внутренние формы слов, он выстроил ряд недоброжелательных информаторов редактора Рудольфа Рафаиловича о романе рассказчика. Среди говорящих фамилий Рюмкин, Плаксин и Парсов. «Плаксин» явно намекает на «Слёзкин».

Внутренняя форма фамилии, по-видимому, остро ощущалась и самим Слёзкиным. Возможно, именно она дала импульс к антонимическому названию его «переводного» романа «Кто смеется последним», изданного в 1925 г. под калькированными именем и фамилией Жорж Деларм.

(Искушение использовать значимую фамилию с диминутивным суффиксом, по-видимому, велико, поскольку недавно фамилия Слёзкина вновь оказалась в иронической обойме: «Первой вещью, в которой Зощенко уже Зощенко, а не какой-нибудь Лейкин, Слёзкин или, скажем, Данилов-Ивушкин, стали «Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова» [208] [Етоев, 2011, с. 559]. Этот реестр сопровождается весьма далеким от академической традиции примечанием редактора (докт. филол. наук О. Богдановой): «Лейкин, Николай Александрович (1841-1906) – писатель-юморист, автор нескольких тысяч рассказов. Слёзкин, Юрий Львович (1887-1947) – беллетрист, писавший в том числе и “маловесомые литературные безделушки”, “сводимые к анекдоту”. Данилов-Ивушкин, Игорь Александрович (род. 1938) – современный писатель, недавно выпустивший четырехтомник рассказов, которые, как сказано в аннотации к изданию, “имеют больше юмористическое направление, нежели сатирическое, а потому долговечны”…» [Там же, с. 560]. Ср. совсем уж, кажется, далекий от Слёзкина ряд, так же выстроенный на основе внутренней формы его фамилии, в переписке К.К. Кузьминского с В. Лапенковым: «Весь этот “кукин-клячкин-слёзкин-сироткин-полоскин-нахамкин” <���…>» [Переписка.., 2003]. .)