Леонид Бляхман - Глобальные, региональные и национальные тенденции развития экономики России в XXI веке. Избранные труды

Сторонники неоклассической концепции, основываясь на теории финансового мультипликатора, связывают выход из кризиса с уменьшением вмешательства государства в экономику. В серии статей Lee E. Ohanian (Университет Калифорнии в Лос-Анджелесе) в Journal of Economic Perspectives утверждается, что и в 1930-х, и в 2000-х годах сокращение кредита не имело решающего значения, так как собственные средства корпораций были достаточны для инвестиций. Российские либеральные экономисты также видят выход из кризиса в сокращении расходов госбюджета (в 2008–2012 гг. они выросли с 7 до 12,7 трлн рублей, причем 18,4% доходов уходит на пенсии и пособия), банкротстве неэффективных собственников и отказе от субсидирования инвестиционных проектов за счет избыточной задолженности, стимулировании сбережений [11]. По оценке Boston Consulting Group , в Европе делают сбережения половина, в Индии – 70%, а в России – только четверть домохозяйств.

Сторонники неошумпетерианской концепции, напротив, исходят из определяющей роли немонетарных факторов – развития технологий и инноваций, в том числе в сфере услуг, институтов рынка труда [12]. Особое внимание уделяется экологическим основам устойчивого развития [13], а также управлению экономическими, технологическими и экологическими рисками [14].

Новое звучание обрели идеи К. Маркса о всеобщем интеллекте, индивидуальном и социальном знании, науке и общественных производительных силах. Переход от неомарксистских к постмарксистским аналитическим концепциям рыночного социализма и политической экологии связывается с идеями Грамши [15]. Однако анализ абстрактного труда, прибавочной стоимости и средней нормы прибыли, проведенный Г. Карчеди [16], не объясняет природу нынешнего кризиса. При исследовании перспектив развития экономической науки в 2009 г., в частности в работах В. Т. Рязанова [17], а также К. К. Рихтера и Н. В. Пахомовой [18], было отмечено, что кризис вызван не циклическим перепроизводством товаров, а несоответствием системы управления новой экономике. Долговые проблемы и рецессия в еврозоне – лишь верхушка айсберга структурных проблем многовекторного мирового развития.

Весьма важна роль Китая в международном экономическом дисбалансе [19]. В ближайшие годы Китай уже не сможет покрывать торговый дефицит США, так как переориентирует свою экономику на внутренний спрос, в том числе за счет роста внутреннего долга. По оценке ЦБ Китая, он достиг 1,7 трлн долл. (в Греции – 350 млрд, в Испании – 630 млрд, в Италии – 2,4 трлн долл.) и превышает годовой бюджет (1,6 трлн долл.). По оценке Boston Consulting Group, среднемесячная зарплата городских рабочих Китая достигла к 2013 г. 345 долл. – больше, чем в Мексике [20]. Это привело к перемещению иностранных инвесторов в Индонезию, Бангладеш, Вьетнам и т. д. При этом душевой ВВП остается низким (8,5 тыс. долл. по сравнению с 49 тыс. в США и 17 тыс. в России), особенно в сельских регионах, а темп прироста ВВП снижается (2010 г. – 10,3%, 2011 г. – 9,2%, 2012 г. – 8%).

Экономика США удерживается на плаву за счет монетизации долга. В 2008–2012 гг., по данным Федеральной резервной системы (ФРС), эмитировано около 2 трлн долл. и еще столько же востребовано для пополнения зарубежных золотовалютных резервов. При этом 9 крупнейших финансовых корпораций США имеют рискованные вложения в деривативы на сумму более 300 трлн долл.

В 2001–2012 гг. в США было закрыто более 56 тысяч промышленных предприятий. Более 49 млн граждан США, по оценке Gallup , живут в семьях, где хотя бы один человек получает финансовую помощь от государства. По данным Forbes, 400 богатейших жителей США имеют большее состояние, чем суммарно 150 млн граждан со средним доходом. Исследование Pew Research Center показало, что доля среднего класса за последние 30 лет сократилась из-за снижения доходов с 61 до 51%, причем 85% заявляют, что им труднее поддерживать привычный образ жизни, чем 10 лет назад. За эти годы выросла с 14 до 20% доля высшего класса и с 25 до 29% – семей с низкими доходами.

В ходе глобального кризиса не были разрешены системные противоречия между:

– ростом производства товаров и состоянием водных ресурсов, почвы, атмосферы, ростом природных и техногенных угроз;

– глобализацией экономики и ее устаревшим национально-региональным регулированием;

– ростом ликвидности крупного финансового комплекса и снижением рентабельности производственных инвестиций на затухающей фазе технологического уклада;

– ростом хронической безработицы и социальной дифференциации в развитых странах при увеличении экологической нагрузки в быстроразвивающихся регионах;

– социальной несправедливостью и утратой традиционной системы христианских ценностей.

В последние годы резко выросло число публикаций о системном кризисе капитализма [21] и необходимости перехода к новой системной модели [22]. В публикациях MIT [23] и Гарварда [24] системный кризис связывается с изменением глобальных условий хозяйствования в сфере энергетики, водных, лесных, нефтегазовых и иных ресурсов, с новой парадигмой глобального здоровья, кризисом парламентской демократии и новой ролью ислама в современном мире. Частные ТНК не могут заменить глобального регулирования, обеспечить переход к неиерархической демократии и новой экономической стратегии (Dominant strategies).

В докладе Всемирного экономического форума (2011 г.) выделены три категории экономических рисков, с распознаванием и предотвращением которых не может справиться действующая система: 1) макроэкономические, связанные с безудержным ростом финансовых рынков; 2) коррупция, организованная преступность и незаконная торговля; 3) истощение природных ресурсов.

При индустриальном капитализме деньги выступали в основном как средство обращения по формуле «товар – деньги – товар». При нынешнем рентно-долговом капитализме банки выпускают под виртуальные активы квазиденьги, а под их залог выдают реальные кредиты по формуле «деньги – деньги». По оценке американских экономистов, корпоратократия – союз правительств, банков и корпораций – приводит ко все большему несоответствию между системой управления и фундаментальными целями общества, к обогащению немногих и обнищанию большинства [25]. Усиление ТНК, как показано в публикации Пенсильванского университета [26], подорвало роль глобального свободного рынка, обострило его провалы в развитии АПК как одного из глобальных и системообразующих секторов экономики. Рост межрегионального неравенства (space compression) и терроризма сопровождается превращением экономики производства в экономику удовольствий (Economy оf Pleasure) и коллапсом экологии (Collapsing Ecologies) [27]. При усилении макроэкономического хаоса и социально-политической конфликтности лоббизм крупнейших ТНК позволил им приватизировать прибыль, нередко получаемую за счет «пустотной добавленной стоимости» (по образному выражению В. Якунина), национализировать убытки и возложить глобальные риски на общество. Скандал с крупнейшими банками мира по поводу ставки, определяющей будущую стоимость денег, ипотечных и других кредитов, подтвердил, что манипулирование конфиденциальной информацией о действительном состоянии рынка приносит триллионы долларов прибыли от торговли деривативами.