Алексей Кожевников - Русский патриотизм и советский социализм

Следование идеям русского патриотизма нашло свое отражение и в литературном творчестве декабристов. Участники тайных революционных обществ, многие из которых были талантливыми литераторами, обращались в своих произведениях к героическому прошлому русского народа, черпая в нем реальные исторические факты, которые способствовали бы пропаганде в обществе идей свободолюбия, национальной независимости, любви к своей Отчизне. Эти мотивы отчетливо проявились в «Думах» К. Ф. Рылеева («Димитрий Донской», «Иван Сусанин», «Волынский»), стихотворениях П. А. Катенина («Мстислав Мстиславич»), А. А. Бестужева («Михаил Тверской») и др. Глубоко патриотическими по своей идейной направленности явились «Письма русского офицера» декабриста Ф. Н. Глинки, повествующие о подвиге русского народа в Отечественной Войне 1812 года. В своих пропагандистских сочинениях, написанных для простонародья, декабристы поднимали тему «иноземного засилья» в царской бюрократии эпохи Александра I и в русском обществе тех лет, тем самым оценивая существующий политический порядок как антинациональный (например, в агитационной песне «Царь наш – немец русский» К. Ф. Рылеева и А. А. Бестужева) [43] К. Ф. Рылеев и А. А. Бестужев // Декабристы. Избранные сочинения.: В 2 т. Т.1. С. 238–239. .

Уже после подавления восстания 14 декабря 1825 г. участники движения на допросах открыто декларировали свою приверженность патриотической идее, как моральной основе своей политической деятельности. Так, в показаниях следственной комиссии поэт и декабрист В. К. Кюхельбекер отмечал: «Взирая на блистательные качества, которыми бог одарил народ Русский, народ первый в свете по славе и могуществу своему, по своему звучному, богатому, мощному языку, коему в Европе нет подобного, наконец по радушию, мягкосердию, остроумию и непамятозлобию, ему пред всеми свойственному, я душой скорбел, что все это подавляется, все это вянет и, быть может, опадет, не принесши никакого плода в нравственном мире!» [44] Восстание декабристов. Т.2. С. 166. . Член общества Соединенных славян Я. М. Андреевич заявил следователям: «Желая блага своему отечеству, видя его угнетаемо несправедливостями… решился отыскать причину злополучия моих соотечественников и, найдя, истребить оную, хотя бы самому стоило жизни» [45] Там же. Т.5. С. 388. . В своем письме к родителям, написанном незадолго до казни, П. И. Пестель сделал следующее признание, излагающее мотивы его политической деятельности: «Настоящая моя история заключается в двух словах: я страстно любил мое Отечество, я желал ему счастья» [46] Бумаги И. Б. Пестеля // Русский Архив. 1975. Т.4. С. 421. . Декабрист А. А. Бестужев в письме Николаю I утверждал, что члены тайного общества решились на переворот, основываясь «вообще на правах народных и в особенности на затерянных русских» [47] Цит. по: Афанасьев В. В. Рылеев. Жизнеописание. С. 300. . Об униженном положении русских и искусственно создаваемых препятствиях, не позволяющих представителям коренной национальности занимать значимые государственные посты, писал молодому императору П. Г. Каховский: «Мне мало известны способности государственных людей, но как ревностному сыну отечества простительно надеяться, что у нас, конечно, нашлись бы русские заместить места государственные, которыми теперь обладают иностранцы. Очень натурально, что такое преобладание обижает честолюбие русских и народ теряет к Правительству доверенность» [48] Цит. по: Из писем и показаний декабристов. СПб., 1906. С. 20–21. .

Идеологи народничества А. И. Герцен и Н. П. Огарев, позиционировавшие себя правопреемниками декабризма, также считали русское население Российской империи ведущей силой революционных преобразований. Историческая роль, которую суждено будет сыграть русскому народу, представлялась теоретикам общинного «крестьянского социализма» как проявление своеобразного «революционного мессианизма» [49] Примечательно, что именно в этом, полвека спустя, обвиняли А. И. Герцена социал-демократические публицисты. Так, Л. Д. Троцкий в своей статье, посвященной 100-летию со дня рождения великого писателя и революционера (1912 г.), критикуя Герцена за утопические народнические взгляды, назвал его «социальным русофилом» и «провозвестником русского мессианизма» (См.: Троцкий Л. Д. Герцен и Запад (К столетию со дня рождения) // Троцкий Л. Д. Политические силуэты. М., 1990. С. 203. . Так, в статье 1849 г. «La Russie» («Россия») А. И. Герцен утверждал: «Россия приходит к жизни как народ… гордый своей силой, в эпоху, когда другие народы чувствуют себя усталыми и на закате… Множество народов сошло с исторической сцены, не изведав всей полноты жизни, но у них не было таких колоссальных притязаний на будущее, как у России» [50] Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954–1965. Т.6. С. 220–221. . Герцен предрекал великое будущее России, русскому народу, как «молодой» европейской нации, которую еще не затронуло разложение буржуазного «мещанского» Запада, и которой суждено сказать свое «новое слово» в социалистическом преобразовании мира: «Национальный элемент, привносимый Россией, – это свежесть молодости и природное тяготение к социалистическим установлениям» [51] Там же. Т.7. С. 255. . «Просвещенная Европа», по мысли бывшего представителя радикального западничества, после подавления революций 1848 г. исчерпала свой политический и идеологический потенциал: «Роль теперешней Европы кончена; после 1848 года она разлагается с неимоверной быстротой» [52] Там же. Т.12. С. 167. . Как справедливо отмечал биограф Герцена В. А. Прокофьев, «убежденный в том, что умирающая Европа завещала грядущему миру социализм, Герцен отвернулся от полутрупа, он ищет, откуда придет этот грядущий мир. Именно духовная драма, пережитая Герценом на Западе, заставила его повернуться к нему спиной, обратить все свои взоры, возложить все надежды на мир славянский, на Россию» [53] Прокофьев В. А. Герцен. М., 1987. С. 268–269. .

Осуждая «допетровский» и «петербургский» деспотизм (при общей положительной оценке преобразований Петра I), А. И. Герцен обозначал последний не только как антинародный по своей сути, но, прежде всего, как антирусский, антиславянский. Характеризуя высший бюрократический слой эпохи Николая I в работе «О развитии революционных идей в России» (1851 г.), ее автор отмечал: «Русское правительство – не русское, но вообще деспотическое и ретроградное. Как говорят славянофилы, оно скорее немецкое, чем русское, – это-то и объясняет расположение и любовь к нему других государств. Петербург – это новый Рим, Рим мирового рабства, столица абсолютизма; вот почему русский император братается с австрийским и помогает ему угнетать славян. Принцип его власти не национален, абсолютизм более космополитичен, чем революция» [54] Герцен А. И. Собр. соч. Т.7. С. 255. . Романовская монархия «рода Гольштейн-Готторпов», состоящая в союзе с Австро-Венгрией и Пруссией, покровительствуя «немецким своякам и дядям», являлась, по мнению Герцена, главным препятствием к общеславянскому единству. Это единство может быть достигнуто только в результате социальной революции, когда «сгруппировавшись в союз свободных и самобытных народов, славянский мир вступит, наконец, в истинно историческое существование» [55] Там же. С. 315. . Следуя идее революционного панславизма, Герцен задается вопросом: «Не имеем ли мы право считать Россию зерном кристаллизации, тем центром, к которому тяготеет стремящийся к единству славянский мир, и это тем более, что Россия покуда единственная часть великого племени, сложившаяся в сильное и независимое государство?» [56] Там же. С. 316. . Единая славянская республика – «союз свободных и самобытных народов» должна будет организована на основе «федерализации», поскольку «централизация» противна славянскому духу» [57] Там же. С. 315. . Однако, именно царизм являлся главным препятствием для естественного исторического тяготения славянских народов к объединению, центром которого могла бы стать Россия. Как подчеркивал А. И. Герцен, «свободная федерация» славян невозможна при самодержавии, поскольку Николай I своей политикой предает интересы братских славянских народов, «предоставляет помощь и золото палачам славян… Он боится всякого движения, всякой жизни; он боится национального сознания, он боится пропаганды» [58] Там же. Т.6. С. 235. .