Юрий Слёзкин - Эра Меркурия

Одна из причин, по которой XX век стал еврейским, состоит в том, что попытка нацистов уничтожить евреев привела к канонизации нацизма в качестве абсолютного зла и превращению евреев в универсальных жертв. Другие причины связаны с распадом российской черты оседлости и тремя последовавшими за этим мессианскими исходами: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю обетованную еврейского национализма; и в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности.

Эта книга представляет собой попытку рассказать историю еврейского века и объяснить его истоки и значение. Глава 1 рассматривает жизнь еврейской диаспоры в сравнительно-историческом контексте; глава 2 описывает превращение крестьян в евреев, а евреев во французов, немцев и прочих; глава 3 посвящена еврейской революции как части революции русской, а глава 4 следует за дочерьми Тевье-молочника в Соединенные Штаты, Палестину и – в особенности – в Москву. Книга заканчивается в конце еврейского века – но не в конце еврейской эры, Эры Меркурия.

Отдельные главы сильно различаются по жанру, стилю и размеру. Читателям, которым не понравится глава 1, может понравиться глава 2 (и наоборот). Тем, кому не понравятся главы 1 и 2, может понравиться глава 3. Читатели, которым не понравятся главы 1, 2 и 3, вряд ли получат пользу от продолжения чтения.

И наконец, эта книга в такой же мере о евреях, в какой – о еврейской эре. Словом “евреи” обозначаются в ней члены традиционных еврейских общин (евреи по рождению, вере, названию, языку, занятиям, самоописанию и формальному статусу), а также их дети и внуки (кем бы они ни были по вере, названию, языку, занятиям, самоописанию и формальному статусу). Главная цель повествования – показать, что произошло с детьми Тевье, независимо от того, как они относились к Тевье и его вере. Главные герои повествования – те из детей Тевье, которые оставили его и его веру и были – на время и по этой причине – забыты прочими членами семьи.

В общественном и экономическом положении евреев средневековой и новой Европы не было ничего необычного. Многие аграрные и пастушеские общества включают в себя общины чужаков, выполняющих обязанности, которыми коренные жители заниматься не хотят или не могут. Смерть, деньги, болезни, торговля, магия, дикая природа и внутреннее насилие часто являются ремеслом людей с чуждыми богами, корнями и языками (или считающихся таковыми). Подобного рода специализированные иностранцы могут использоваться от случая к случаю – как личные рабы, писцы, купцы и наемники – или находиться под рукой постоянно, в виде демографически закрытых эндогамных племен. Их могут допускать – или принуждать – к выполнению определенных работ, потому что они этнические чужаки, или превращать в этнических чужаков, потому что они специализируются на выполнении определенных работ, – так или иначе, они сочетают возобновляемую этничность с опасными занятиями. В Индии такие самовоспроизводящиеся, но не самодостаточные сообщества образуют сложную символическую и экономическую иерархию; в других местах они ведут шаткое, а временами призрачное существование парий в отсутствие освященной религией кастовой системы.

В средневековой Корее народности коли сачук и хуа-чук чаеин использовались как плетельщики, сапожники, охотники, мясники, колдуны, палачи, телохранители, шуты, танцоры и кукловоды. В Японии Асикага и Токугава одно племя (эта) занималось забоем животных, публичными казнями и похоронными услугами, а другое (хинин) монополизировало нищенство, проституцию, жонглерство, натаскивание собак и заклинание змей. В Африке начала XX века сомалийские иебиры практиковали магию, хирургию и обработку кож; фуга Южной Эфиопии специализировались на лицедействе, резьбе и гончарстве; а бродячие кузнецы сахеля, Сахары и Судана были среди прочего менялами, ювелирами, могильщиками, музыкантами, скототорговцами, специалистами по обрезанию и посредниками при улаживании конфликтов. Европейские “цыгане” и “странники” – наследственные лошадиные барышники, предсказатели судеб, бродячие торговцы, ювелиры, музыканты, трубочисты, лудильщики, точильщики, старьевщики, сборщики металлолома и “социальные мусорщики” (специалисты по воровству и нищенству).

Большинство кочевых занятий подобного рода сопровождалось меновой торговлей, и некоторые постоянные чужаки превратились в профессиональных купцов. Шейх-мохаммади из Восточного Афганистана кочевали по традиционным путям сезонных миграций, торгуя необходимыми земледельцам промышленными товарами; хумли-хиампа из Западного Непала меняли тибетскую соль на непальский рис; яо, обитавшие в окрестностях озера Малави, освоили важный участок торгового пути вдоль побережья Индийского океана; а коороко из Васулу (ныне Мали) прошли путь от парий-кузнецов до оптовых торговцев орехом кола [1] David Nemeth. Patterns of Genesis among Peripatetics: Preliminary Notes from the Korean Archipelago , in Aparna Rao, ed. The Other Nomads: Peripatetic Minorities in Cross-Cultural Perspective. Cologne: Boehlau Verlag, 1987, 159–178; George de Vos and Hiroshi Wagatsuma. Japan’s Invisible Race: Caste in Culture and Personality. Berkeley: University of California Press, 1966, 20–28; Michael Bollig. Ethnic Relations and Spatial Mobility in Africa: A Review of the Peripatetic Niche , in Rao, The Other Nomads, 179–228; James H. Vaughn, Jr. Caste Systems in the Western Sudan , in Arthur Tuden and Leonard Plotnicov, eds. Social Stratification in Africa. New York: Free Press, 1970, 59–92; Sharon Bohn Gmelch. Groups That Don’t Want In: Gypsies and Other Artisan, Trader, and Entertainer Minorities // Annual Review of Anthropology, 15 (1986): 307–330; Asta Olesen. Peddling in East Afghanistan: Adaptive Strategies of the Peripatetic Sheikh Mohammadi , in Rao, The Other Nomads, 35–64; Hanna Rauber-Schweizer. Trade in Far West Nepal: The Economic Adaptation of the Peripatetic Humli-Khyampa , in Rao, The Other Nomads, 65–88; Philip D. Curtin. Cross-Cultural Trade in World History. Cambridge: Cambridge University Press, 1984, 19. Вслед за большинством антропологов я пользуюсь термином “цыгане”, поскольку не все группы, обычно объединяемые им, говорят на романи или являются “рома” по самообозначению. .

Некоторые изгои без труда превращаются в капиталистов. Еврейские, армянские и несторианские (ассирийские) предприниматели использовали свой опыт бродячих правонарушителей при создании успешных коммерческих корпораций в то время, как большинство их соотечественников, занятых в сфере обслуживания, оставались социально маргинальными мясниками, кузнецами, сапожниками, цирюльниками, носильщиками, коробейниками, извозчиками и ростовщиками. В мировой трансконтинентальной торговле доминировали диаспоры, пользовавшиеся политической и военной поддержкой, – греческая, финикийская, мусульманская, венецианская, генуэзская, голландская и британская (среди прочих), – однако место для незащищенных и предположительно нейтральных чужаков находилось всегда. Точно так же как бродячему торговцу шейх-мохаммади разрешалось продать браслет скрытой от мужских глаз пуштунке или примирить двух воинов, не подвергая их честь опасности, еврей-предприниматель мог безнаказанно пересекать христианско-исламскую границу, брать на откуп крупные армейские подряды и заниматься запретным, но всегда нужным “ростовщичеством”. В XVI и XVII веках армянские купцы руководили мощной торговой сетью, соединявшей Османскую, Сефевидскую, Могольскую, Российскую и Голландскую империи посредством специально обученных коммерческих агентов, стандартных договоров и подробных руководств по международным ценам, тарифам и системам мер и весов. В XVIII веке интересы российской и османской дипломатий квалифицированно представляли балтийские немцы и греки-фанариоты [2] Curtin, Cross-Cultural Trade , 186–206; Bruce Masters. The Origins of Western Economic Dominance in the Middle East: Mercantilism and the Islamic Economy in Aleppo, 1600–1750. New York: New York University Press, 1988, 82–89; John A. Armstrong. Mobilized and Proletarian Diasporas // American Political Science Review 70, № 2 (June 1976): 400; John A. Armstrong. Nations before Nationalism. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1982, 210. .