Константин Николаев - Вампиры и оборотни

Она действительно делала необходимые приготовления для отъезда в Трансильванию. Она хотела поехать к кузену Габору, такому же жестокому, как и она сама. Там ее ждет огромный замок, там она найдет себе приют до конца дней, там она сможет предаться колдовству и убийствам.

За несколько дней до Рождества она перебралась в верхний замок.

Эржебет исполнилось 50 лет; и поскольку вампир живет не своей жизнью, она тоже стала безличным существом. Все в прошлом. Что касается четырех ее детей, она освободилась от них, расселив их в замках. Она выходила в свет, когда не могла найти предлога для отсутствия. Она внушала любовь, но всегда избегала этого бледного пламени, не способного зажечь ее.

Все, что ей оставалось, — это ее подземное царство, где она наслаждалась своим великолепием, где могла не притворяться, что жаждет чужой крови, для того чтобы сохранить красоту.

Наступило время зимнего солнцестояния. Эржебет знала, что в эту ночь сатана благоприятствует ведьмам, и она намеревалась ее провести в полном одиночестве, ибо слуги были заняты перетаскиванием мебели, завешиванием стен малиновыми драпировками и украшением залов зеленью — гирляндами плюща. Честно говоря, пресбургский парламент выбрал для заседаний неподходящее время. Той самой ночью Эржебет намеревалась ускакать верхом в глубь леса, туда, где курился дымок из отверстия в крыше ведьминой хижины, все время шепча заклинание, предназначенное специально для кануна Рождества.

Когда в замок пришла лесная колдунья и принесла молоко, Эржебет передала, что хочет наедине побеседовать с ней в спальне. И когда они остались одни, спросила ведьму, может ли та приготовить для нее колдовской пирог для ночного пиршества. Ведьма перечислила, какая ей будет необходима утварь, и сказала, что принесет остальное сама с наступлением ночи. Она рассчитала часы, которые разделяют планеты: в десятом часу

Сатурн станет хозяином небес и покровителем злых дел.

В ночь перед Рождеством в 4 часа утра все было готово: разожжен огонь, глиняные и медные горшки расставлены на полу. Речная вода кипятилась в котле, рядом стояло корыто для приготовления теста.

Охапки высушенного ядовитого паслена лежали на плитах. В сентябре они еще росли в лесу, эти крепкие растения с сочными стеблями, наполненными соком, прозрачным, как вода, с поникшими цветами багрово-коричневого цвета и с блестящими плодами. Они росли в Карпатах с древнейших времен, их надлежало вытаскивать с корнем и готовить целиком в молоке и иногда в вине. Они использовались, чтобы усыпить женщину, страдающую при родах, или солдат, которым предстояла ампутация. Женщины белили их соком кожу лица.

Эржебет подошла к чану с кипящим колдовским зельем. Кухню заполнил чад от испарений. Вдыхая запах, она сбросила меха и одежду и ступила в корыто. Стараясь не расплескать ни капли густой зеленой жидкости, ведьма, немного охладив зелье, вылила его на тело графини. Все это время она бормотала что-то на древнем диалекте. В бормотании ее отчетливо повторялись четыре имени. Графиня, в свою очередь, повторяла свое имя: Эржебет Батори, снова и снова. Колдунья отлила половину магической жидкости, чтобы замесить на ней тесто. Позже она отнесла оставшуюся воду в реку, стараясь не пролить ни капли, так как капля, превратившаяся в льдинку на камне, несла в себе частичку Эржебет Батори. Река же заберет в себя магическую воду и ее чары.

При свете факелов и свечей ведьма замесила тесто, призывая духов земли и Сатурна. Это тесто опытная колдунья заговаривала против короля Матиаша, Турзо, великого пфальцграфа, Чираки и Эмерика Меджери, всех тех, кто мог навредить Эржебет Батори.

На следующий день был канун Рождества. Съезжались гости. Двор был полон повозок и саней. Повсюду слышны были песни, последние ноты которых повисали в студеном воздухе. Слышно было, как прибывают еще гости, — по звону бубенцов и стуку копыт на вымощенной камнем дороге в Чейте. Быстро наступали сумерки.

В замке играл оркестр, толпа гостей передвигалась по коридорам, освещенным факелами. Празднование должно было продолжаться три дня. В каминах сжигали целые бревна, и отблески красного пламени смешивались с мерцанием свечей, похожим на лунный свет. В блеске драгоценных камней на одеждах все выглядело даже еще более ярким и живым, чем во время летних празднеств; все казалось неземным в этой зимней суматохе. И в этом неземном свете гости немного походили на толпу красивых мертвецов.

За ужином Эржебет Батори сидела во главе стола. Она была великолепна с черной повязкой на лбу — символом ее вдовства. Рождество все же было семейным праздником, и прием давался в резиденции покойного Ференца Надашди. Привыкшая жить по ею самой установленным законам, она ощущала угрозу, зависшую в воздухе. Турзо или Меджери? Кто отважится выступить против нее? А может, сам король Матиаш, известный моралист и сторонник рационального? Они, конечно, были опасны, но и тупы. Эржебет, в ожидании колдовского пирога, переживала события прошлой ночи, чувствуя, что все ее тело будто насквозь пропитано зельем. И насколько далека она была от людей, сидящих за этим столом, болтающих и смеющихся. Они могут спастись или погубить себя, ибо они живые существа. Но сама она никогда не была по-настоящему собой. В чем она должна была раскаиваться, она, абсолютное ничто?

Что положила ведьма в этот заговоренный пирог, какой яд? Может, яд большой полосатой жабы? Это не имело значения для Эржебет. Ее волновало лишь то, чтобы король, пфальцграф и судьи не строили ей препятствий и чтобы скрытая угроза исчезла. Если же они не поддадутся чарам, если их человеческая воля окажется сильнее духов прошлого, то они отомстят ей. С этим никто не сможет совладать. Гости поглощали съестное, те, кто отведал пирога, почувствовали себя плохо, как будто огонь ворвался в их желудки. Но ни Турзо, ни король Матиаш, ни Меджери, для кого и было выставлено это угощение, не притронулись к нему. Эржебет требовалось время, чтобы заказать другое блюдо специально для них. Но вокруг было так много людей, что она не отваживалась начинать все сначала.

Кроме того, теперь ей было известно, зачем все они решили провести Рождество в Чейте. Король, Турзо и Меджери все знали. Турзо получил письмо от Андраша Бертони, старого пастора, предшественника Поникену-са (это письмо было найдено в церковных архивах).

По совету короля Турзо приехал, чтобы потребовать объяснений от Эржебет. Поначалу он намеревался наедине побеседовать с кузиной и замять все дело. Жадов-ский, личный секретарь пфальцграфа, по традиции должен был быть свидетелем и потому расположился в соседней комнате. Турзо был в ярости. «В этом письме (Бертони) тебя обвиняют в убийстве девяти девушек, ты похоронила их у церкви Чейте, рядом с могилой графини Оржаг», — начал он, сдерживая гнев. «Гнусная ложь! — кричала графиня. — Это мои враги, в первую очередь Меджери, придумали все это! Конечно, я велела Бертони похоронить этих девушек тайно, но лишь из-за опасной болезни, разразившейся в замке. Мы должны были предупредить распространение болезни любой ценой. Кроме того, пастор Бертони — старый олух, и он не знает, что говорит». — «Но о тебе везде говорят! Что ты мучаешь и убиваешь девушек, мало того, купаешься в их крови, чтобы навсегда сохранить красоту!» Эржебет упрямо все отрицала, хотя Турзо сказал, что и в самом Чейте нашлось несколько свидетелей. В конце разговора Эржебет заявила, что даже если бы все это и было правдой, он, Турзо, не имеет никакого права судить ее. «Ты ответишь перед Богом! — рычал он. — И перед законом, за уважением которого я призван следить. Если бы я не думал о твоей семье, давно бы упрятал тебя за решетку».