Н Богданов - Будет ли закончено следствие

Исследование голландских учёных знакомит нас с тем, как после дуэли возникла двухгодичная переписка подведомственных королю учреждений, знакомит с замешательством и разноголосицей в Гааге, вследствие незаконных действий Геккеренов. МИД Голландии и Высший Совет Дворянства аннулировали политические права Дантеса на голландское подданство и дворянство.

Таким образом, "усыновление" - это преднамеренный обход законов и хорошо рассчитанная игра чиновников-масонов Петербурга и Гааги. Это хитрость, которая скрывала действительные взаимоотношения Геккерена с Дантесом, скрывала задачи и происки масонов.

Игра Геккерену удалась, в результате чего, обманув общество и даже самого царя, Дантес, если можно так выразиться, незаконно присутствовал почти год в самом высшем свете и делал своё грязное дело, а затем незаконно использовал своего "отца", а точнее его статус посла, чтобы избежать наказания.

Доверчивая, любопытная, охочая до сенсации русская публика (в том числе одно время и Пушкин) думала, обсуждая внезапное сближение голландца и француза, что Дантес незаконнорожденный сын посла, что он сын его сестры и короля Голландии, что они оба гомосексуалисты, что Геккерен - самый любвеобильный человек в мире, поскольку ни за что ни про что отказал французу дворянство и наследство. Два злоумышленника слушали эти домыслы и усмехались: никто не проник в их планы и не назвал истинной причины "усыновления".

"Любовь" Дантеса.

Следующей задачей Геккерена было попытаться увлечь в адскую игру жену поэта, а если это не удастся вполне, то дополнить мнимую картину "измены" Натальи Николаевны всевозможными сплетнями. Дантес начал повсюду преследовать молодую красавицу, а Геккерен распускал в свете различные слухи в зависимости от того, с кем он имел дело, говоря в одном случае, что это "любовь" взаимная, а в другом - что его "сын" ни в чём не виноват, и только чрезмерная ревность Пушкина является причиной всем этим подозрениям и слухам.

В начале 1836 г., когда голландский посол находился в продолжительном (более года) отпуске, у Дантеса возникли осложнения. Ухаживая за Натальей Николаевной, он влюбился (или ему так показалось) в Идалию Полетику, тоже замужнюю женщину, которая, в отличие от жены Пушкина, отвечала ему взаимностью. Увлечение Дантеса можно понять - он тоже человек. Но Геккерена - наставника и работодателя - в это время в Петербурге не было, а потому Дантес обращается к нему с письменной просьбой разрешить ему эту незапланированную связь. На первый взгляд странно: здоровый, самостоятельный мужчина спрашивает у чужого человека разрешение на любовь. Но Дантес должен был выполнять поручение "отца" и не отвлекаться по сторонам, а тем более не компрометировать себя возможным скандалом с мужем Полетики (командиром Дантеса). В письмах Дантес утешает "папашу", что связь его тайная, что о ней никто не узнает и т. п. Неизвестно, что ответил Геккерен "сыну" из Парижа, но известно, что по возвращении его в Петербург преследования Натальи Николаевны возобновились с новой силой. Идалию Полетику они используют теперь в своих целях: якобы у неё на квартире происходят встречи Дантеса с Натали. Тем самым, прикрываясь Пушкиной, как щитом, француз удовлетворял свою страсть к Идалии.

Обо всём этом стало известно в 1980 году из сообщения С. Ласкиной. До этого времени (письма Дантеса впервые были опубликованы в 1946 г.) считалось, что в письмах француза идёт речь о его любви к Наталье Николаевне, а не к Идалии. Таким образом, более тридцати лет следствие шло по ложному следу. Справедливость вывода Ласкиной получает своё подтверждение в "записках А. О. Смирновой", опубликованных ещё в 1895г. На страницах этой книги как раз рассказывается история любви Дантеса к Идалии и о том, как они использовали Н. Пушкину для прикрытия этой связи.

Анонимные письма.

Когда молва о "связях" Дантеса с Н. Н. Пушкиной достигла требуемой концентрации (правда, поэт, вопреки ожиданиям, никак на неё не реагировал), Геккерен пустил в ход тяжёлую артиллерию, разослав 4 ноября 1836 г. по Петербургу дипломы (пасквили) в конвертах, запечатанных сургучными печатями с изображёнными на них масонскими символами, которые "узаконивали" эту связь (измену жены), одновременно зачисляя Пушкина в Орден (союз) рогоносцев. О Дантесе, конечно, в дипломе не было ни слова, но зато был намёк на самого царя, как на соперника поэта. Таким образом Пушкин должен был, по мысли Геккерена, думать сразу о двух врагах: о Дантесе, намерения которого на счёт Натальи Николаевны были вполне определёнными и известными всему обществу, и о Николае Павловиче, "причастность" которого к любовным связям с женой поэта "удостоверял" диплом. Справиться с этими соперниками, думал посол, Пушкину будет нелегко, поскольку в первом случае он должен был вступить в борьбу с мнением света, которое раздуло недоказуемую связь Дантеса с Н. Н. Пушкиной до огромных размеров (о том, что никакой связи не было, откровенно рассказывала мужу жена), а во втором - с императором, что не предвещало поэту ничего хорошего. Компрометация русского поэта была, казалось, неминуемой.

Но афера Геккерена выглядела бы неправдоподобной, а его способности интригана сверхгениальными, если бы эта история прошла гладко. Получив письма, Пушкин, во-первых, не придал никакого значения намёкам на Николая Павловича. А, во-вторых, - и это главное - сразу догадался, от кого, они исходят, какую цель преследуют, и незамедлительно (5 ноября) послал вызов Дантесу. (Посла иностранного государства он не мог вызвать на дуэль, возможно, и это обстоятельство учитывалось масонами при выборе исполнителя приговора.) Такого стремительного развития событий Геккерен не ожидал. Было очевидно, что хотя Пушкин и подтвердил ещё раз свой горячий и бескомпромиссный характер и тем самым оправдал выбор Геккереном слабого места в натуре поэта, но противником для заговорщиков он оказался непростым. К дуэли (а дуэль для Геккерена означала убийство поэта, т. е. игру в одни ворота) чуть ли не в день рассылки оскорбительных дипломов ни Геккерен, ни его подопечный не были готовы ни морально, ни физически (их целью было растравить поэта как можно больше). Дантес вообще находился в эти дни в казарме на дежурстве. Тем более дуэль становилась невозможной в последующие после 5 ноября дни, когда о вызове Пушкина узнавали всё новые и новые люди (впрочем, довольно было, чтобы об этом узнал один человек - Жуковский, и дуэль не состоялась бы).

С каждым днём (и даже часом) становилось всё более ясно, что грязное дело, задуманное против русского поэта, оборачивалось позором для Геккерена и его подручных. В обществе стало возобладать мнение, что поступок Пушкина в защиту чести своей жены справедлив, что его жена оставалась, верна своему долгу, что из геккеренского гнезда исходят анонимные письма, сплетни, слухи, порочащие поэта и его жену, там же получают наставления и инструкции Дантес и т. д. Было невероятно, но это становилось очевидным, что подмётные письма составил и разослал не какой-нибудь офицеришка или великосветский лоботряс, но посол иностранного государства. Позор грозил покрыть уже немолодую голову Геккерена. И виной всему был Пушкин.