Александр Шульгин - TiHKAL

А это еще кто? Одет в штатское, в первый раз его вижу. И он явно ненавидит нас с Шурой. Кто это и зачем он здесь?

Все замолчали, как только меня увидели. Я опять направилась на кухню. Опять пришла в голову мысль спрятать магнитофон недалеко от дверей и записать разговоры на улице. Но нет: меня бы заметили.

А может, попытаться подслушать через стену с помощью перевернутого стакана? Почему бы нет?

Я пробралась в кладовку, где на полках было все на свете, от пакетов риса до электрических лампочек, и поставила стакан рядом с банками сухого молока. Стена, которая отделяла меня от дворика, была заставлена коробками с кошачьей едой, и я принялась в темноте разгребать завалы и складывать коробки на пол, как вдруг кто-то постучал. Я подошла к двери.

Молодая девушка, агент DEA, с милым круглым лицом и в синей униформе, делавшей ее полной, заглянула в кладовку и спросила: "Извините, могу я воспользоваться вашей ванной"?

"Пожалуйста, первая дверь направо, совершенно не стоит извиняться". Итак, она видела, что я чем-то занята — теперь уже нельзя будет подслушать, это имело бы смысл, только если бы меня никто не заметил. Придется идти на кухню и притворяться, будто я что-то делаю. Жалко. Было бы приятно хотя бы попробовать их подслушать.

Когда девушка вышла из туалета, я уже держала в руках две открытые банки, собираясь, по всей видимости, кормить кошек. Девушка улыбнулась и сказала: "Спасибо, теперь полный порядок". И мы обе засмеялись.

Лучший способ завоевать чью-то симпатию — это в нужный момент показать человеку туалет.

Когда я вернулась, наполнив кошачьи миски (их с тем же успехом можно было бы назвать барсучьими или лисьими, исходя из того, кто чаще приходил к ним ночью), за столом в гостиной сидели трое: агент Фоска (спиной ко мне), Шура (напротив), и низкорослый человек в твидовом пиджаке, который до этого кивнул мне.

Перед агентом Фоска лежал его вечный блокнотик. Шура, облокотившись локтем на кипу документов, оживленно разговаривал с человеком в твидовом пиджаке. Заметив меня, он представил меня своему собеседнику: "Алиса, познакомься, это мистер Гуд из Вашингтона, он химик". Мистер Гуд, улыбнувшись, привстал со стула. Я кивнула головой и уселась на свое обычное место — кресло на границе гостиной и кухни, где дым от моих сигарет не мешал гостям.

В следующие два часа я оказалась зрителем увлекательной пьесы для трех актеров, по ходу которой агент Фоска все меньше и меньше понимал ответы гениального, немного сумасшедшего химика, которому гораздо проще и интереснее было объяснять все любознательному химику из DEA. Мне не пришло в голову, что я присутствую на тривиальном допросе по принципу "добрый следователь — злой следователь".

(Мы узнали позже, что мистер Гуд — большая шишка в штаб-квартире DEA. Когда-то он был химиком и поэтому знал всю терминологию. Теперь он руководил главной лабораторией DEA в Вашингтоне и прилетел специально, чтобы участвовать в обыске и быть своего рода переводчиком для агента Фоска).

Мистер Гуд старался простыми словами разъяснить Фоска сложные научные идеи, но время от времени отвлекался на веселый поток химической информации, источником которого был Шура. Иногда агент Фоска вздыхал и вежливо жаловался, что не получает ответов на конкретные вопросы для своего отчета, на что Шура и Гуд прекращали свою дискуссию, поворачивались к агенту, и снова Гуд медленно и аккуратно переводил и объяснял. А у Шуры пропадал блеск в глазах: он вспоминал, зачем он здесь и что собой представляют его собеседники.

В основном, допрос развивался по такой схеме:

— Вот этот препарат, есть ли у вас квитанция о его покупке?

— Да, конечно — вот она.

— Могу я включить ее в свой отчет?

— Как вам угодно.

— Почему в вашей лаборатории мы нашли такое количество 2-СВ?

— Как я уже говорил вам… (и он повторял все то, что уже говорил в лаборатории, а мистер Гуд объяснял все простыми словами).

— А как вы используете данный химикат?

— Обычно для… (длинное перечисление химических реакций — перевод мистера Гуда)

Теперь даже мне было понятно, что эта проверка совсем не похожа на предыдущие, и что мистер Фоска — не просто слишком усердный инспектор. И опять, как и три недели назад, главный вопрос остался без ответа. Когда Шура пошел зачем-то в кабинет, я спросила: "Почему наш друг Пол и четверо предыдущих проверяющих не говорили Шуре, что он нарушает какие-то правила"?

Продолжая что-то записывать в свой блокнот, агент Фоска повернулся на стуле в мою сторону: "Понимаете, мэм, иногда друзья не говорят нам всей правды. А потом, ваш друг Пол мог не знать всех правил — он же был начальник, а не химик".

— Но ведь инспекторы DEA должны были знать все правила. Что же они ничего не сказали?

В голосе Фоски послышался оттенок нетерпения:

— Просто они были некомпетентны. К сожалению не все инспектора знают свое дело.

— О чем вы? — все еще не понимала я. — Все четверо? Некомпетентны?

На этот раз Фоска почти разозлился. Он взглянул на меня из-за своих бумаг и резко проговорил:

— Да, мэм, такое, к сожалению, случается.

Что он имеет в виду — некомпетентны? Не может быть! Должно быть он шутит. Но нет: этот человек не шутит. Он говорит мне — нам, что это его последнее слово, его окончательный ответ: бросайте, сворачивайте свою работу.

Наконец-то я начинаю понимать.

Как долго я не понимала!

Когда Шура снова сел за стол, вошел молодой японец из полиции штата и очень дружелюбно объявил, что никаких признаков преступной деятельности не обнаружено, и что господин доктор не должен забывать, что это всего лишь очередная проверка. Видимо, он пытался нас успокоить, и сам говорил с явным облегчением.

Ну, слава Богу, они хотя бы ничего нам не подкинули.

Следующий акт драмы был разыгран ближе к вечеру, когда мистер Гуд и Шура отлучились в кабинет. Агент Фоска пересел так, чтобы повернуться лицом ко мне, и достал из своего портфеля кипу бумаг. Даже со своего кресла я разглядела, что одна из бумаг — это ксерокопия нашего интервью, напечатанного полгода назад в одном контр-культурном журнале. Интервью предназначалось для книги, и мы были неприятно удивлены, увидев его в журнале, но ко времени инспекции мы уже забыли о нем. Я спросила: "Это у вас статья из журнала "Flying High"?

Фоска посмотрел на меня и совершенно серьезно ответил: "Да, вы пользуетесь успехом, и ваша слава часто вас спасала".

"Что"? — я была потрясена. Что он имеет в виду — "часто нас спасала"? От чего спасала?

Да и слава — это когда твое лицо попадает на обложку журнала «Ньюсуик» или «Тайм», а мы известны в очень ограниченном кругу.

— Давали ли вы запрещенные препараты членам вашей группы? — неожиданно сменил тему агент Фоска.