Мэри Роуч - Обратная сторона космонавтики

Он не знает. Он все равно должен был наблюдать за всем с земли. На его лице появляется натянутая улыбка: «Да ничего страшного, — говорит он. А затем, видимо, вспомнив слова, которые сам не раз слышал, добавляет: — Честь уже только побывать здесь».

В середине дня ребятам все же дают второй шанс. На этот раз установка проходит без осложнений. Команда готова к полету.

Мне кажется, редкий человек задумывался о том, сколько весят его внутренние органы. Сердце — это двухсотграммовая мышца, свисающая с конца аорты. Руки тянут плечи вниз, как коромысло с полными ведрами. Толстая кишка лежит на матке, как на диванной подушке. Даже вес волос дает о себе знать скальпу головы. Но в невесомости ничего этого нет. Органы спокойно плавают внутри тела [21] Они приподнимаются вверх, в область грудной клетки, отчего талия становится такой тонкой, какой ее не сделает ни одна диета. Один из исследователей НАСА даже назвал это «косметической процедурой космоса». В невесомости волосы кажутся пышнее, грудь подтянутой. Большая доля жидкостей организма перетекает в голову или ноги. Это объясняется тем, что большая часть сенсоров уровня циркулирующей крови находится в верхней части тела, а в невесомости система определяет объем жидкости как превышающий норму и «выкачивает» от 10 до 15 ее процентов. У этого эффекта тоже есть свое «название»: «пухлые щечки — куриные ножки». , в результате чего ощущаешь легкую физическую эйфорию, невероятное чувство свободы от ранее неосознаваемого давления.

Если вы заглянете на сайт лаборатории микрогравитации НАСА, то найдете там множество фотографий с сосредоточенными на своих проектах студентами. А где-то на заднем фоне большинства из них видны парочка дурачков, которые налетают друг на друга, как футболки в сушилке. Это я и Джойс — сотрудница образовательного отдела при штаб-квартире НАСА в Вашингтоне. Она помогает студентам, но сама никогда не летает. Я же должна была присутствовать на борту самолета, чтобы описать все происходящее, что сделать мне, правда, не удалось, так как блокнот все время парил где-то у меня перед носом, а страницы разлетались настоящим веером. Он не падал и не взмывал вверх, а просто парил, как забытый после вечеринки воздушный шарик. Вернувшись в комнату, я убедилась, что ничего толкового действительно не написала. Такое ощущение, что я делала не заметки, а просто расписывала новую ручку. Блокнот пестрел только словами «вау» и «круто».

Прошлой ночью по НАСА-ТВ показывали астронавта, который отвечал на вопросы группы школьников. Говоря о невесомости, он сказал, что это похоже на плаванье в воде. Я не совсем с ним согласна. Плавая, ты чувствуешь, как вода тебя поддерживает, а двигаясь, ощущаешь ее сопротивление. Ты плаваешь, но не теряешь при этом своей тяжести. А на «С-9» ты паришь без каких-либо усилий, без помощи и без сопротивления. Гравитация на время отступает в сторону.

Единственным, что нас тяготило, было присутствие Дель Россо. Он говорил нам все время держаться за ремни. То есть получалось, что даже во время полета я не могла насладиться полной свободой, а могла только вертеться по кругу, отлетая не дальше, чем мне позволяла это длина ремня. Поэтому я решила присоединиться и к команде Канзасского университета, которая исследовала электромагнитную стыковочную установку. Чтобы двинуться, я вынуждена была вытянуть ногу вниз и со всей силы оттолкнуться от конструкции. «Не пинайте оборудование!» — зарычал Дель Россо. Будто я специально, мол, «я ненавижу тебя, глупая электромагнитная стыковочная установка! Вот тебе, получай!» Это, наоборот, говорило о том, что я уже начала привыкать к такой обстановке. Можете сами спросить у Ли Морган, специалиста по космическим полетам. Она рассказала мне, что для адаптации к невесомости человеку требуется что-то около недели: «Тогда уже это воспринимается как вполне естественный процесс. Не знаю, есть ли что-то общее между полетами и ощущением, будто ты снова находишься в животе у матери, как утверждают некоторые, но ощущения действительно естественные, даже прогулки в обуви кажутся уже чем-то несусветно странным».

«Ноги вниз!» — командует один из летчиков. Это знак того, что нужно опускаться, так как сила гравитации возвращается. Она наступает медленно — резко на пол никто не падает, — но и на голову никто приземлиться тоже не хочет. Некоторые даже ложились на спину, потому что кто-то сказал, что так будет меньше укачивать.

Гравитация снова исчезает, и мы медленно поднимаемся, словно привидения из могил. Кажется, будто каждые тридцать секунд всех охватывает настоящий восторг. Невесомость, наверное, как героин (насколько я могу себе представить его воздействие): пробуешь один раз — и все, о чем можешь думать после, это как получить еще. Но неожиданно весь восторг заканчивается. «Вначале, — писал в своей книге для молодежи астронавт Майкл Коллинз, — получаешь удовольствие только от того, что кружишь на месте, потом это начинает надоедать, и ты хочешь остановиться. Но руки продолжают плавать вокруг меня, и я жалею, что на мне нет карманов, чтобы их туда засунуть». Другой астронавт, Эндрю Томас, рассказывал мне, как его раздражала невозможность опустить что бы то ни было: «На всем должны быть липучки, иначе ты просто растеряешь все, что нужно. У меня на „Мире“ имелась с собою пилка для ногтей, с которой я был, естественно, очень осторожен. Но примерно за месяц до конца полета она случайно выскользнула у меня из руки. Я обернулся, чтобы схватить ее, но ее уже не было. На Землю она вернулась уже со всей станцией. А однажды мы даже потеряли контейнер с конфетами, а ведь он был немаленький. Он просто пропал, и мы его больше никогда не видели».

Сегодня не все получалось. Компьютер одной из команд все время выключался. Это был как раз один из тех прочных лэптопов, которые по идее не должны прерывать работу даже в случае обнаружения неожиданного препятствия при движении. На Земле это значит — в случае падения, а здесь наверху — момент, когда пилот выходит из пике.

В невесомости все работает совсем не так, как этого ожидают на Земле. «Даже процесс плавления проходит по-другому», — сказал мне как-то астронавт Крис Хэдфилд, видимо, перепутав меня с кем-то, кому известно, как этот процесс протекает обычно. Но теперь я уже знаю: берутся металлические опилки, которые плавятся под воздействием электрического тока. Расплавленное вещество стекает вниз, оставляя пространство, которое не дает току течь дальше. Но в невесомости капли не стекают вниз, так что электричество бежит дальше, пока металл не вскипит, а оборудование не сгорит. Именно поэтому в НАСА все стоит так дорого. Любая новая деталь оборудования — насос, вентилятор, дроссель или что-то еще — должна быть проверена на «С-9», будет ли она работать в условиях отсутствия гравитации.