Анатолий Томилин - Занимательно о космологии

В документах, описывающих это событие, предмет диспута не назван. Но из слов самого Бруно понятно, что он защищал прежде всего правильность теории Коперника, известной в то время лишь немногим, и доказывал, что наш мир лишь ничтожная часть вселенной, в которой имеется множество других обитаемых миров, что звезды — это далекие Солнца, вокруг которых движутся иные Земли.

Бруно был одним из тех, кто поднял на щит имя Коперника, заставил думать о его теории, спорить о ней. Диспут в Оксфорде вынудил его бежать из Англии. Бруно переезжает в Германию, продолжая развивать свою идею пространственной бесконечности вселенной.

При этом ему не нужен бог. «И небесные тела, и наша планета не являются чем-то застывшим — миры непрерывно возникают и разрушаются, через огромные промежутки времени меняется земная поверхность, моря превращаются в континенты, а континенты в моря».

И хотя сама идея бесконечности вселенной и бесчисленности обитаемых миров выдвигалась не раз и до того, эти гипотезы гибли как кратковременные ереси. Космология Бруно осталась в истории науки потому, что ее создатель опирался на новое учение Коперника, развивая его философские основы дальше.

«…Разумному и живому уму невозможно вообразить себе, чтобы все эти бесчисленные миры, которые столь же великолепны, как наш, или даже лучше его, были лишены обитателей, подобных нам или даже лучших».

Германия: Майнц, Висбаден, Марбург, университетский Виттенберг, оплот лютеранства. Потом Прага, Гельмштадт, Франкфурт-на-Майне… В 1589 году протестантский пастор суперинтендант Гельмштадта Гильберт Воеций отлучил Бруно от церкви, произнеся обычную лицемерную формулу:

«Любезные братья во Христе! Джордано-ноланец в течение долгого времени пребывал в грехе богохульства. Многократные увещевания словом божиим и наказания, налагаемые светской властью, не могли направить его к христианскому благочестию. Дабы паршивая овца не заразила все стадо господне, дабы соблазнительный пример не повредил всей христианской общине…» И так далее, и тому подобное.

Лютеранско-евангелическая церковь мало чем отличалась от католической. Теперь отлученный был лишен всяческого участия в общественных делах, кроме торговых операций. Ему запрещалось все. Во время церковной службы его в железном ошейнике и на цепи, как дикого зверя, должны были выводить на середину церкви и ставить на колени…

Едва собрав нужное количество денег, Бруно вместе со своим учеником Иеронимом Бесселером уезжают во Франкфурт. Но город отказал ему в праве гражданства и жительства. «Его прошение надлежит отклонить, — писал бургомистр на бумаге, поданной Бруно, — и пусть ему скажут, что он может тратить свои гроши в другом месте». Изгнанный из Франкфурта, где издавались его книги, он переезжает в Цюрих.

В 1590 году папа Сикст V, отравленный врагами, скончался. Начавшаяся в ночь его смерти буря положила основу для легенды о том, как дьявол явился за душой папы. В том же году Бруно в сопровождении книготорговцев переходит границу Венецианской области по горным тропам, возвращаясь в Италию…

Вот почти и весь жизненный путь отважного ноланца, непримиримого атеиста и пропагандиста новых идей. Дальше все шло обычно. Нашелся провокатор, выдавший себя за друга. В ночь с 22 на 23 мая 1592 года Бруно предательски арестован мерзавцем, заманившим его обманом в свой дом. И сутки спустя он уже был в тюрьме венецианской инквизиции.

Восемь лет подвалов. Восемь лет допросов. Обряд отлучения и проклятия не сломили духа Великого Еретика. Верный своему учению, своим взглядам, взошел он на костер на Кампо ди Фьоре — Площади Цветов, чтобы, окончив жизнь, обрести бессмертие.

Склоним головы, дорогой читатель, перед его мужеством. И пожелаем себе, чтобы в трудную минуту и у нас хватило также сил стоять за идеалы, которые мы исповедуем.

Галилео Галилей был сыном Винченцо Галилея — известного в Пизе спорщика, музыканта и философа. Сын унаследовал характер отца и в юности мечтал стать художником. Но живописцев в Италии — пруд пруди, музыкантов и философов тоже… А вот врачей хороших… Люди же всегда имеют скверную привычку болеть. И когда болеют, то вместе с духом слабнут и завязки их кошельков. Короче говоря, Винченцо Галилей послал сына в университет изучать медицину.

Так бы, может, и вышел из него еще один безвестный последователь Гиппократа, если бы однажды, перепутав ли аудитории, или просто от нечего делать, не забрел студент Галилей на лекцию о геометрии Эвклида. Потрясенный стройностью и логичностью учения, молодой человек «заболел» математикой. У студентов XVI века расписание занятий не было столь перегруженным, как в веке XX. И Галилею хватало времени на то, чтобы основательно познакомиться с сочинениями древних математиков и механиков. А когда во время богослужения, наблюдая за качающейся люстрой, он вдруг понял закон качания маятника, Асклепий навсегда потерял его из рядов своего воинства.

Когда Галилею исполнилось двадцать пять лет, один из многочисленных Медичи пристроил его на должность преподавателя математики. Молодой выпускник университета с удовольствием принялся еще более глубоко изучать труды древних, толкуя их по примеру своих профессоров, только за более скромное вознаграждение. Иди он дальше по этому проторенному пути, не знали бы мы сегодня его имени. Потому что не было бы в истории ученого Галилео Галилея. Но как-то пришла ему в голову мысль проверить одно из утверждений Аристотеля с помощью опыта. Мысль по тем временам совершенно безумная. И конечно, Галилей нашел ошибку. Это доставило ему огромное удовольствие. Слава богу, ошибок во взглядах Аристотеля было предостаточно. И Галилей решил их исправить.

С этим решением родился в нем ученый — человек, который превыше всего почитает служение истине. Ведь ученый — это не должность, даже не звание. Ученый — это призвание. И вовсе не такое уж это интересное дело — заниматься решением довольно запутанных вопросов. И вовсе не обязательно каждый из посвятивших свою жизнь беззаветному служению науке становится Галилеем. Особенно в наш век сугубого коллективизма в науке. Но для «ученого по призванию» другой жизни не существует.

Галилей каждый раз испытывал буквально восторг, когда ему удавалось, разобравшись в той или иной устоявшейся традиционной концепции, доказать ее ошибочность и найти истинные соотношения «между вещами». Когда ему удавалось уличить самого Аристотеля или кого-либо из перипатетиков, он охотно делился с окружающими тем, что узнавал сам. Всегда с необыкновенной горячностью готов был отстаивать свою правоту.

В спорах он не только не знал устали, он разбивал противника так остроумно и доказательно, что скоро ни в Пизе, ни в Падуе, куда ему пришлось перебраться из-за сложной обстановки, созданной «благожелательными коллегами», не осталось для него соперников. Правда, не прибавила ему эта слава и друзей. Молодой Галилей горел сжигающими его идеями. Он не только, подобно Кеплеру, хотел во что бы то ни стало узнать истину о мире, но и жаждал возвестить ее людям.